Читателю уже известно, что Джои женат, и Шарлотта замужем. У Джои есть и дети; он и Эрнест общаются очень редко. Разумеется, Эрнест не взял ничего по завещанию отца, так что остальные двое обеспечены весьма прилично.
Шарлотта, как обычно, большая умница; иногда она приглашает Эрнеста погостить у них с мужем близ Дувра — потому, я полагаю, что заранее знает, что приглашение это будет встречено без всякой радости. Во всех её письмах присутствует тон de haut еп bas; ткнуть в это пальцем довольно трудно, но Эрнест ни разу не получал от неё письма без ощущения того, что писал некто, имевший непосредственное общение с ангелом.
— Каким ужасным существом, — сказал он мне как-то раз, — должен был быть этот ангел, если имел хоть какое-то отношение к тому, чтобы Шарлотта стала такой, как она есть.
«Не могла ли бы тебе прийтись по душе мысль, — недавно написала она, — о резкой перемене здесь, у нас? Вершины утёсов скоро расцветит вереск; можжевельник уже должен был расцвести, и вереску, думаю, тоже пора, судя по виду холмов в Юэле; но вереск вереском, а утёсы всегда прекрасны, и если ты приедешь, у тебя будет уютная комната, маленький уединённый приют отдохновения. Билет туда и обратно стоит девятнадцать шиллингов шесть и действителен в течение месяца. Решай, как тебе заблагорассудится, но только если ты приедешь, мы надеемся приложить все усилия, чтобы всё было для тебя светло; если же у тебя не будет склонности заглянуть в наши края, что ж, ты ни в коем случае не должен воспринимать это как обязанность».
— У меня бывают кошмары, — со смехом сказал Эрнест, показывая мне это письмо. — Мне снится, что я должен погостить у Шарлотты.
Считается, что её письма написаны необычно хорошо, и, по-моему, среди членов семьи принято считать, что у неё «гораздо более подлинные» литературные способности, чем у Эрнеста. Иногда нам кажется, что она пишет к нему, как бы говоря: «Вот тебе, не думай, что ты единственный из нас умеешь писать — на, получи! И если тебе понадобится красноречивый описательный отрывок для твоей следующей книги, можешь воспользоваться этим по своему усмотрению». Я рискну сказать, что она пишет хорошо, но только она подпала под власть слов «надеяться», «думать», «воспринимать», «прилагать усилия», «светло» и «маленький» и едва в состоянии написать страницу, чтобы не употребить их все, а то и не раз. Всё это производит эффект монотонности стиля.
Эрнест всё так же любит музыку, даже, может быть, ещё сильнее, и недавно прибавил сочинение музыки к числу своих забот. Это ему пока ещё трудновато — он неизменно мучается с переходом в до-диезную тональность после начала в до, и потом с переходом обратно.
— Переход в до-диез, — говорит он, — это как одинокая беспомощная женщина на Лондонской железной дороге, оказавшаяся на Шепердс-Буш и не вполне знающая, куда ей надо. Как бы ей благополучно вернуться на Клэфем-Джанкшн? Собственно, Клэфем-Джанкшн тоже не вполне ей подойдёт, потому что Клэфем-Джанкшн — это как уменьшенная септима, подверженная таким энгармоническим изменениям, что можно её разрешить в любое музыкальное окончание.
Заговорив о музыке, я припомнил небольшой эпизод, который не так давно произошёл с Эрнестом и мисс Скиннер, старшей дочерью доктора Скиннера. Доктор Скиннер давно уже оставил Рафборо и сделался настоятелем собора в одном из срединных графств — должность в точности по нему. Оказавшись как-то раз по соседству, Эрнест по старому знакомству зашёл на огонёк и был радушно принят и приглашён к обеду.
Тридцать лет убелили кустистые брови доктора — убелить его волосы было им не под силу. Полагаю, если бы не этот парик, его бы уже сделали епископом.
Его голос и манеры не изменились, и когда Эрнест, говоря что-то по поводу висевшей на стене карты Рима, нечаянно упомянул Квиринал[284], он ответствовал с привычной напыщенностью: «Ах, да, КвиринАл, или, как я сам предпочитаю его называть, КвИринал». За обедом он один раз произнёс (действительно произнёс!) «нельзя думать как-то иначе», но тут же поправился и сказал «практически невозможно придерживаться неактуальных идей», после чего явно почувствовал себя гораздо уютнее. Эрнест заметил на полках в столовой настоятельского дома привычные тома с трудами д-ра Скиннера, но книги «Рим или Библия — которое из двух?» среди них не было.
284
Один из семи римских холмов, с дворцом, бывшим сначала резиденцией пап, потом королей Италии, потом (после 1946 г.) президентов.