После свинофермы Пётр Ильич возвращался в лагерь со свежим мясом для администрации и костями с жилами для зеков. Бывало, повозка заезжала на почту за посылками или соседнею частною стройку, где конюху приходилось перевозить с места на место битый кирпич.
Конвой перебрасывался бородатыми шутками, поселковыми новостями, доставал Петра Ильича глупыми вопросами. В ответ конюх развлекал охрану небылицами, угощал их дорогими сигаретами, шоколадом, а на праздники мог даже подогнать бутылку палёного вискаря. Служивые воспринимали угощение как должное, но телегу на въезде в лагерь шмонали без особой тщательности. и по посёлку Люси частенько передвигалась без охраны.
В тот день им всем пришлось задержаться на ферме дольше обычного. Свинокол был в хмуром подпитии, разделка мяса затягивалась и конвой пригласили переждать в «биндяк» - маленький вагончик со столиком и парой скамеек. На столе в огромной чугунной сковороде шкворчали кусочки мяса с десятком разбитых яиц. Холодный квас дополнял меню.
Пётр Ильич прикорнул в телеге. С утра распогодилось. Где-то мычали коровы и неразборчиво бубнили людские голоса. Назойливо гудели мухи. Вдалеке визжала пилорама... Жизнь на воле. Забыть в подобный миг о лагере было нетрудно, и эти мгновения Пётр Ильич ценил больше всех радостей его положения. Встряхнув головой, словно отгоняя от себя сладкие грёзы о свободе, конюх резко выпрыгнул из телеги, мельком глянул на окна «биндяка» - там шла пирушка и, глубоко вздохнув, повёл Люси в большой сарай неподалёку. В дальнем углу была свалена куча старых лопат. После недолгих поисков Пётр Ильич достал из неё небольшой, туго перемотанный скотчем свёрток. Взвесив его на руке, конюх зубами разорвал упаковку.
Старая акула из каптёрки своё дело знала! Слова деда: «Просрёшь груза, Ильич, и твоё очко — моё очко» в память конюха врезались отчётливо. Когда-нибудь они ему в стократ вернутся!
Пётр Ильич запер двери изнутри. Солнечный свет тонкими лезвиями располосовал внутренности сарая на чёрные ломти. Люси фыркала и переступала с ноги на ногу. Конюх подошел к телеге и из-за бортика достал зелёный пакет, полученный им от каптера. Вынул из кармана заботливо очищенную морковь, и пока лошадка хрустела угощением, Пётр Ильич хлопал её по шее, заглядывал в глаза, перебирал потную чёлку.
Руки профессионала привычно взялись за дело. Распрячь лошадь — две минуты, завести её в станок и связать ноги — ещё три. Пётр Ильич достал из зелёного пакета брусок хозяйственного мыла и резиновую перчатку по локоть. Продуманный дед из «козлятника» не забыл даже о воде и сунул в пакет бутылочку «Святого источника». Конюх достал из разорванного свёртка три сотовых телефона. Каждая из трубок была завёрнута в пищевую плёнку, туда же были упакованы и «хвостики» от зарядных устройств.
Пётр Ильич густо, до пены намылил перчатку и телефоны, обошёл сзади Люси, убрал в сторону её хвост и почуял тяжёлый запах перезрелой дыни. Задержав дыхание, конюх решительно полез внутрь. В тот же миг Люси всхрапнула, резко дёрнула задом, и обе связанных ноги кувалдой врубили по стене сарая. Затрещали доски, с потолка дождём посыпалась труха, со стены сорвались какие-то железки.
«Ёб!» - только и успел проорать Пётр Ильич. Крутанувшись раненым зайцем, конюх упал под ноги лошади. Он катался по земле, схватившись за пришибленное по-касательной бедро и сдерживал слёзы. «Мать моя женщина, - шипел конюх сквозь зубы. - Ёба! Ты чего же, падла, а? Сука, Люська, как так-то? Я же свой!»
Когда боль схлынула, Пётр Ильич сел, стащил штаны и ощупал ногу. Она вспухла и одеревенела, но похоже пронесло. Кряхтя, Пётр Ильич захромал в поисках разбросанных телефонов. Люси, потряхивая гривой, флегматично жевала слежавшееся старое сено.
Сытый конвой, отрыгивая и отдуваясь, вышел на свежий воздух. Телега пропала, только на песчаной дороге остался след резиновых колёс. Между колеями остывала лошадиная куча.
- Где этот старый хер? - лениво спросил инспектор у своего напарника.
- Я откуда знаю? - пожал тот плечами и предположил: - Бухает где-то.
Они оглядывались по сторонам, но ни лошади, ни конюха видно не было.
- И чё? Мы его искать должны? - начал сердиться первый.
- Чё-то он на расслабухе катить начал, - поддержал его второй.
Через пять минут они разозлились всерьёз, но испугаться не успели. Из-за поворота показалась знакомая повозка со свежерубленным мясом. На краю телеги сидел скособоченный конюх и лениво понукал еле бредущую кобылу.