Секретарь настойчиво забарабанил в дверь каюты зама.
- Какой еще митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не планировал! Кто это там воду мутит? - слуга партии начал понемногу приходить в себя.
- Командир СДК. Нас перед фактом поставил, велел трех выступающих выделить. Может, вы выступите? - безнадежно спросил секретарь.
- Еще чего! Ты! Кого ты назначил выступающими?
- Ну... я выступлю. Остальные отказываются - не готовы.
- Что значит - "не готовы"? Сколько до начала?
- Чуть больше полчаса...
- Предостаточно! Так... кто там у нас скулил о переводе в военную приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?
- Мичман Барышев.
- Вот и направь-ка его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в отпуск первый кандидат?
- Командир отделения электриков, аккумуляторщик, секретарь...
- Во-во, и его тоже, если будет выпендриваться. Моряку поможешь, дашь пару тезисов из своего выступления. Повторение - мать учения. А мичман пусть сам выбирается. Смог же дорогу в "приемку" найти!
Митинг начался вовремя. На правом борту выстроился экипаж подводников, на левом - свободная от вахты команда СДК. Примерно поровну, но сразу бросалось в глаза, что у подводников преобладали офицеры, а у надводников матросы. Командование и выступающие сосредоточились перед ходовой рубкой, а внизу перед башней сбилась кучка гражданского персонала и даже две женщины (та, что помоложе - уже безнадежно беременна) - возвращенцы из Камрани.
Первым выступал командир СДК, капитан второго ранга. Говорил, в основном, о воинском долге, который с лихвой выполнила вторая эскадра, и выражал уверенность, что мы - нынешнее поколение моряков - выполним свой. Говорил толково, с чувством, но аплодисментов не последовало - не к месту они здесь.
Затем слово взял их старпом, который переводил абстрактный долг в более конкретные задачи. Даже упрекнул расчет носовой башни за плохо покрашенный бак "перед входом в историческое место". Но и это было не смешно.
Ветер с налета пытался сорвать непривычные и неудобные фуражки, солеными брызгами то и дело обдавала волна, и в смысл произносимого на баке никто особенно не вникал. В мозгу все настойчивее и требовательнее звучало:
...Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы Русского Флага...
В носоглотке что-то непривычно першило. Наверно, это пыталась пробить себе дорогу скупая мужская слеза...
Из всех выступлений запомнился только крупный прокол мичмана Барышева: "...и вот, бездарное царское командование погнало советских моряков на убой к Цусиме, которыми командовали безграмотные реакционные офицеры..."
- Вот гаденыш, - мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими", но ведь не упустил, сука, угрызнуть пусть не советских, но офицеров...
Прокол заметили все, но никто даже глазом не моргнул. Не то место.
Застопорили ход. К левому борту поднесли венки. По трансляции наконец-то грянул "Варяг". "Варяг", под который военные моряки неизменно шли парадом по Красной Площади, наш старый, добрый, до предела запетый и затоптанный "Варяг"... Но здесь уместен был только он. Он звучал по корабельной трансляции убедительней самой сильной симфонии "живьем" в самом звучащем концертном зале! Море чувств и эмоций. В горле запершило еще больше, защемило глаза. Кто пальцами, кто кончиком платочка полезли в уголки глаз. При опускании венков все встали на одно колено. Здесь руки стали ближе к глазам, да и голову можно чуть опустить...
После минуты молчания встали, надели фуражки и разошлись. Вообще-то, минута растянулась до пяти, но и этого было мало. За эти мгновения в душе пронеслось столько мыслей и чувств, что говорить о чем-либо было неуместно не находилось и не хватало слов. Хотелось молчать и думать. Шло какое-то высшее общение на подсознательном, телепатическом уровне... Коллективное мышление?
Но жизнь - суета сует! - продолжалась. Надо было идти дальше во Владивосток. Прозвучала команда, дали ход...
А всеобщая минута молчания осталась позади, повиснув над скорбными волнами Цусимского пролива печальной мыслеформой чего-то уже свершившегося и непоправимого...
Как я стал туристом
Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу...
муз. Пахмутовой, сл. Добронравова
Конечно же, случайно. Ведь сама жизнь, по сути дела - это последовательное сочетание случайностей, постепенно переходящих в закономерности, то бишь в судьбу. По крайней мере, у нас, у россиян. Это у них там, на Западе (а теперь уж и на Востоке) все спланировано, все по дням расписано, по часам и минутам. Не люди, а часовые механизмы какие-то, не жизнь, а мучение - одна забота, как бы не опоздать. И они думают, что это Свобода. Ха! Это у нас свобода, потому что ширь, простор безграничный, раздолье, и никакие планы не действуют. Вот запланировали нам еврейские мудрецы коммунизм. А что вышло? Хрен с маслом. Потом спохватились, решили на рынок перевести. И что? Все тот же хрен, но уже без масла. И точно так же со всем спланированным.
Так вот, быть туристом я никогда не мечтал, во сне даже. Все сложилось как-то случайно, само собой, как и все остальное, видно, Судьба такая.
Сначала случайно купил большой рюкзак. Поехали мы с приятелем во времена сухого закона в Петропавловск за водкой, а нарвались на пиво. Ну, взяли по два ящика. Естественно, в сумки не лезет, ехали ж за водкой. Что делать? - извечный русский вопрос. Не возвращать же обратно, народ не поймет. Вот продавщица нам и посоветовала купить рюкзаки в спортивном магазине "Старт", благо он рядышком. Были только огромные, короче, мы взяли. Это явилось первым звеном цепочки случайностей, которые и сделали из меня туриста.
Потом случайно купил спальный мешок-одеяло. Новинкой тогда еще было: молнию расстегиваешь, и мешок превращается в одеяло-покрывало двуспальное. Взял на всякий случай. Время тогда было такое - брать все, что под руку попадется, потому как денег было много, а товаров мало. В двух словах развитой социализм.
Далее. У жены появилась подружка-туристка. В молодости, еще до замужества жена моя, бывало, тоже с рюкзаком по природе ходила, вот они и сошлись.
- А вот у нас в походе один такой случай был, ну со смеху умрешь!..
- А у нас в "Трилиуме"... - и понеслось.
Правда, подружку эту я в глаза не видел ни разу, а знаком был только заочно со слов жены:
- Вот Таня рассказывала, они в поход ходили...
- А вот Таня говорила, они скоро опять в поход собираются...
Я был тогда относительно молод: уже за тридцать и почти все время посвящал службе Родине. Отечества тогда вроде не существовало, а была только Родина-мать, и мы, ее сыновья, служили ей, как проклятые, защищали ее интересы. Это теперь их нет, а раньше были во всем мире: и Вьетнам с Камбоджей, и Куба с Чили, и Афганистан с Кореей - всех и не перечесть. Но грянула Перестройка, появилось новое мышление, и интересов у Родины-матери поубавилось, а сама она потихоньку стала Отечеством. Зато у нас, подводников, появилось больше свободного времени. Поначалу было страшновато - куда его столько, аж два выходных. Это ж какое здоровье нужно иметь, чтобы пропить все свое свободное время?
Вот как-то ранним камчатским летом, когда в сопках еще лежит снег, а деревья уже зеленые, отпустила нас Родина-мать в пятницу со службы засветло, часов в шесть-семь вечера. Стыдоба-то какая! Вот так, засветло, Родину бросать на произвол судьбы, а главное - у всех на виду, и домой. А там жена по глупости может какую-нибудь работу придумать... Ужас.
Но мы с другом нашли выход. Остановились у какого-то коммерческого ларька, вскрыли заначки и, не снижая боеготовности, по форме начали что? Правильно, пиво пить баночное. Ну, если вдруг начнется, то мы тут как тут, недалеко от лодок, сорок первый не повторится. Перекуриваем, по сторонам поглядываем, да разговоры говорим про то, какие мы подводники да разнесчастные. Вот я, к примеру, уже больше десяти лет на Камчатке, а кроме треугольника Морпорт-Аэропорт-Рыбачий ничего больше не видел, нигде не был и знаю о Камчатке ровно столько же, сколько какой-нибудь житель Астрахани. Обидно? Обидно. Начали уже собираться по домам...