Ибрахану казалось, что Акоп говорит очень тихо, еле слышно, и просил говорить громче. С такой же просьбой обращался и Акоп. Таким образом, оба кричали изо всех сил.
— Сижу… в Яицке…
— Где, где?
— Повторяю: в Яицке… Где Пугачев…
— Какой Пугачев? У нас нет никакого Пугачева…
— Топорища не берут… предлагают вес…
— Чего предлагают?
— Вес… пуд копеек… Еду… альский…
— Куда, куда? Зачем?
— …альске вес золота…
— Понял: в Уральске топорища на вес золота. Не надо золота. Возвращайся обратно… Верни машины… Меня повесят…
— …одал одну …шину…
— Чего, чего продал? Не понял: топорища или машину?
— Повторяю… машину… Обратно выехать не могу…
— Почему не можешь?
— Вышлите деньги… Деньги… ясно?.. рубли…
Надежда на то, что Акоп распродаст топорища до бюро, рухнула. Неужели придется признать поражение и на этом участке фронта?
Остается — досрочный пуск туннельной газовой печи! Все упования были теперь только на это — последнее слово кирпичной техники.
Оставаясь наедине с невеселыми мыслями, Ибрахан не раз задумывался о своем будущем. Пусть бюро пройдет более или менее благополучно, и он уломает Ямбику, она согласится отправить Булата и Миниру в Стерлитамак на жительство. Оба там начнут работать, будут приезжать к ним в гости, да и они к ним, в Стерлитамак.
Но если бюро… Он гнал от себя мрачные мысли, как будто заклинаниями можно предотвратить грозу. Но если… Как было бы хорошо — спокойно удалиться на пенсию, или, как говорят, на заслуженный отдых… Даже если он и уйдет на пенсию, все равно надо будет отправить куда-нибудь подальше от себя Булата с Минирой….
Нет, едва ли на бюро все сойдет для него благополучно… О, как возрадуются его «доброжелатели», всякие Хамзы…
На стройке туннельной печи работа кипела круглые сутки. Ибрахан торчал на пусковом объекте чуть ли не двенадцать часов в сутки, уходил домой поспать на два-три часа, когда его сменял Булат. Оба они порядком изнервничались, торопя субподрядчиков — строителей, монтажников, наладчиков и газовщиков. По официальному графику туннель намечалось пустить через десять дней после предполагаемого заседания бюро. Ибрахан и Булат разработали ускоренный график: пробный пуск был назначен накануне бюро.
А накануне этого кануна Ибрахану пришла пространная телеграмма от Акопа.
Ибрахан читал телеграмму, руки дрожали, словно после запущенной неврастении. В глазах рябило, он читал и ничего не понимал. Все кругом помутилось, казалось, весь мир рушился: и громады высотных зданий, и вершины гор, и океаны — все навалилось на Ибрахана. Он провел рукой по лбу, стиснул виски, желая наконец осознать, что же в конце концов произошло? То была горькая правда: с топорищами полный провал, а следовательно, скандал и расплата неизбежны.
Ибрахан окликнул Булата, которого, когда нужно, никогда не было на месте. Правда, сегодня он, как и Ибрахан, суетился на стройплощадке, где вот-вот монтажники и газовщики должны были привести печь в состояние боевой готовности.
— Читай, я что-то никак ее соображу, о чем там… — Ибрахан прекрасно соображал, что к чему, он только пытался отсрочить неизбежный удар.
Булат прочитал:
«Телеграфирую из Уральска точка Здесь такая же погода точка Топорища не в моде точка Товар несезонный, спросу нет никакого точка Автомашины возвращаю, кроме одной, реализованной причине невысылки вами денег точка Топорища тоже возвращаю почти все полностью точка Прошу проверить накладные точка Еду на Кавказ точка Прощайте дорогой Ибрахан Сираевич точка Прощай мой верный друг Факай точка Привет твоей супруге точка Приезжайте дорогие на Кавказ точка Гостями будете точка Шашлык будет вино будет поедем кататься на „Волге“ точка Верный вам до конца дней Акоп точка».
Оправдались самые мрачные предчувствия. Ибрахан бессильно опустил руки, он был близок к отчаянию. Будь Акоп где-то поблизости, он четвертовал бы его, как будто в том, что топорища возвращаются обратно в Яшкалу, виновен именно он, Акоп.
Ибрахан был в положении утопающего, который мало того, что не умел плавать, попал в бурлящий водоворот, откуда даже искусный пловец не выбрался бы. Но Ибрахан продолжал барахтаться, не теряя надежды, что кто-то каким-то чудом вызволит его из смертельной опасности. Не будь этой надежды, он наложил бы на себя руки, так ему все опостылело. Но нет, он не допустит, чтобы недруги злорадствовали над его прахом. К чему спешить на тот свет? Туда он еще успеет. Остался один, последний, спасительный шанс — пуск газовой печи… Сойдет благополучно, и он всплывет на поверхность, пусть не совсем цел и невредим, пусть даже со строгачом в личном деле, но зато по-прежнему в номенклатурной орбите…