— Что делаешь?
— Объявился. Хочу понять. Почувствовать.
Я потрогал пенёк, рядом с которым появился гость. Сырой, но не настолько, чтобы не присесть.
— Что понять? — усевшись на пень, я стал рассматривать пузырника: мне было интересно, откуда он производит звуки.
— Тебя.
От неожиданного ответа я закашлялся.
— Меня? Зачем меня?
— Потому что ты землянин.
«Вот оно что, — подумал я. — Значит, они действительно собирают информацию о нас, обо всём человечестве». Сразу захотелось выглядеть как-то по-особенному, дать пришельцам понять, что с землянами шутки плохи. Одновременно стремление это осознавалось мальчишеским, глупым, как раз недостойным великих землян. Когда хочешь нарочно продемонстрировать силу, обыкновенно показывается твоя неуверенность, слабость.
Пузырник чуть качнулся:
— Что рядом со мной?
Я оглядел пятак грязной глины, из которой ближе к лесу пробивалась кое-какая зелень. Справа от пузырника, под самым его боком, краснели две стреляные гильзы двенадцатого калибра.
— Ах вот что с изоляторами случилось, — нахмурившись, я поднялся было за гильзами, но чтобы их достать, пришлось бы оказаться прямо рядом с пришельцем (дело не самое приятное), и я сел обратно. — Это оболочки от стреляющего оружия.
— Вы здесь воюете?
— Нет, чиним линию. Оружие было у охотников; похоже, они стреляли по линии и испортили её.
— Линия приносит охотникам вред? — голосом, лишённым всякой эмоции, спросил пузырник.
— Вред? Нет, линия всем приносит пользу. Даёт электричество. Они просто развлекались. Стреляли по изоляторам. Хотя… Провод же кто-то срезал, — я задумался.
— Провод я понимаю. Нехватка металла?
— Что? А, вы хорошо осведомлены, — удивился я. — Тут правда не металла, а денег нехватка. И совести, — добавил я, чуть помолчав.
— Я могу спросить про совесть? — на поверхности пузырника (на обращённой ко мне стороне) проглянуло едва заметное красноватое пятно.
— Конечно.
— Совесть — это орган, которым вы чувствуете зло и добро?
Я рассмеялся:
— Можно и так сказать.
— У нас никогда не было этого органа, поэтому мы не чувствуем. Сложно понять слова «добро», «зло»…
— Значит, люди для вас одинаковы? Не важно, нападают ли они на вас, любят ли?
— Все одинаковы.
Некоторое время мы молчали. Затем я спросил:
— Обида. Обиду ты понимаешь?
— Нет.
— Для тебя добро и зло — одно и то же. Для меня — нет. Я хочу принадлежать к добру, но для тебя я равен любому другому землянину. Даже самому дрянному, проклятому лгуну, убийце, нацисту. С Гитлером ты бы так же говорил, как со мной: тебе всё равно.
— Все люди одинаково интересны.
— Вот! Это и обидно, — вздохнул я.
— Это от недостатка знания.
— Разве вы не знаете про нас абсолютно всё? — удивился я. Последнее время принято было считать, что пузырники — это некие образования единого сверхразума, с помощью которых он не то изучает, не то захватывает Вселенную. Поэтому, разговаривая с мягкой сферой, я ощущал, что общаюсь с ними со всеми, с их цивилизацией.
— Охотники — плохие? — прервал мои мысли пузырник.
— Если ради забавы изоляторы сбили — конечно плохие.
— Как Гитлер?
Я снова кашлянул.
— Нет! Гитлер — Гитлер намного хуже. Вы что, ничего не знаете о Гитлере? Это… Ну хорошо, это абсолютное зло. Крайняя точка на шкале зла.
— То есть, относительно Гитлера, охотники хорошие? — с прежней интонацией спросил пузырник.
— Как же тебе объяснить… Случись беда — охотники будут защищать других людей от таких, как Гитлер. — Я на мгновение задумался и добавил: — Наверное, будут. Да, — продолжал я, — есть люди, которые делают глупости. Но после мы способны понять, что ошибались. Стать лучше. И в глупостях не переходим тех границ, за которыми лежит область невозвратного зла. А есть люди, которые такую границу перейдут. Перейдут из ненависти, из зависти, ради выгоды, власти или просто забавы — не важно, чего именно. Понимаешь?
— Это сложно понять, но я очень стараюсь.
Мне показалось, что пузырник пытается выразить этими словами какие-то чувства. Вторая часть фразы — разве существо, лишённое чувств, скажет так?
— А ты на Земле который раз? — спросил я.
— Первый.
— Значит, впервые. Не представляю, как это — посещать другую планету… — Я хотел аккуратно подтолкнуть разговор в сторону планеты пузырников (или станции, звезды — места, где они обитают), но инопланетянин внезапно продолжил: