А девочка-фотограф еще долго не могла успокоиться, и ее порочные, цвета гнилой вишни глаза временами смотрели на Комякову с ненавистью. Была ли она лесбиянкой? Вряд ли… Просто ей тоже хотелось того же, что и другим, хотя бы и за такой счет. И когда Комякова в очередной раз ловила ее напряженный взгляд, она переводила глаза чуть выше, на узкий, чистый ее лобик и думала что, возможно, и правда, что у мужчин мозг весит на сто грамм больше.
Как-то утром к Комяковой заехал Антон и попросил всех выйти. (Кабинет у Комяковой, конечно, уже не был такой роскошный, как в холдинге, - просто нормальный, спартанский, рабочий кабинет, всегда набитый людьми.) Когда посторонние вышли, в том числе и девочка-фотограф, на прощание бросившая на Антона заинтересованный взгляд, Антон, не присаживаясь и подойдя к Комяковой совсем близко, чуть ли не на ухо сказал ей, чтобы она опубликовала кое-что о Яше Гинзбурге.
Первой реакцией Комяковой было удивление. И она сказала:
- Антон, мы же работали вместе!
- Мало ли с кем мы работали, - жестко сказал Антон.
Дальнейшего разговора не последовало. Антон так и не присел, отказался от кофе и тотчас уехал.
К тому времени Яша Гинзбург достиг больших финансовых высот. Его вроде бы скромные аптечные киоски множились, он приобрел фармацевтический завод и, вроде, строил еще один. Но вместе с приростом капитала стали расти и его амбиции, которые, конечно, были у него всегда, и которые он скрывал, потому что не мог удовлетворить. Теперь же, возможно, почувствовал, что удовлетворить их может. Ему уже хотелось быть не только богатым, но и влиятельным. Он создал свою партию «Здоровье народа» и собирался участвовать в очередных выборах. И так уж получилось, что проходили они с Антоном по одному округу.
Что с ним не поделил Антон, Комякова понимала. Будущие голоса. Но не только… Были, конечно, и классовая такая, ревнивая враждебность старого кадровика к разбогатевшему выскочке, и еще, еще, еще проще… Тоже не мало важная составляющая. Не любил никогда Антон Яшку Гинзбурга. Не любил и все.
Через несколько дней Антон прислал к Комяковой своего человека с материалами. Материалов было много – целая папка. Комякова разбиралась с этим весь день.
Действительно, было за что зацепиться… Какие-то фальшивые пищевые добавки, сомнительные витамины, лекарства, снятые с производства западными фирмами. Проверить – правда это или нет, а если правда – то все полностью или частично, было сложно и хлопотно. Антон же требовал печатать немедленно и все принимать на веру.
В тот же день, к вечеру, Комяковой позвонил Моцарт. Встретились они на улице, на троллейбусной остановке. Одет Моцарт был вполне прилично и выглядел, вроде бы, вполне прилично. Но несколько лет назад он бросил пить и, как человек, бросивший пить, был все равно каким-то линялым, а его некогда густые, вьющиеся волосы поредели и поблекли. Он поцеловал ее в щеку и повел в сторону от уличного освещения в темный переулок, где над лестницей, ведущей в кафе-подвальчик, горел только один розовый огонек.
Кафе состояло из нескольких комнат. Моцарт завел ее в самую дальнюю, не проходную, и усадил в угол, спиной к входу. Сам он не пил, но Комяковой заказал бутылку французского вина и какие-то котлетки с сыром.
- Яша – хороший человек, - сказал Моцарт, с грустной завистью поглядывая, как Комякова пьет вино.
- Ты тоже – хороший человек, - сказала Комякова. – Вот даже вина мне купил.
- Пей на здоровье, - сказал Моцарт. - Но я не об этом. Ты же знаешь, как Антон к нему относился.
- Ну, - согласилась Комякова.
- Ты же знаешь, кто такие комуняки. Комуняки и есть комуняки, и останутся комуняками. Знаешь, как массоны. Живучая зараза!
- Ну, - неопределенно сказала Комякова.
- Или в катакомбы уйдут. Вредить будут исподтишка. Пирог поделили, надо заново. Кому нужны лишние рты? Есть и на добавку…