- Извини, - сказала Варенина. – Я очень занята. Надо помыть стаканы и поставить чай.
- Они, как белки в колесе… - сказала Комякова.
Вахтер вытер тряпкой шероховатую поверхность стола, поставил два граненых стакана и насыпал заварки. И только после сказал:
- Значит, так положено.
- Я не хочу пить чай, - сказала Комякова, отодвигая стакан. – Здесь и так пьют слишком много чая.
- Это – церемония, - сказал Вахтер.
- Церемония – громко сказано, - сказала
Комякова. – Церемония у японцев или у китайцев. Церемония у англичан… А плеснуть в граненый стакан щепотку сена, залить кипятком и балдеть, это не церемония, а свинство,
- Это уж как получается, - сказал Вахтер. И он посмотрел на Комякову с таким выражением, как будто увидел ее впервые. – Вы-то откуда взялись?
- Не знаю, - сказала Комякова. – Мне это тоже хотелось бы знать.
- Просто так ничего не бывает, - задумчиво сказала Вахтер. – Во всем есть смысл.
- Вам виднее, - сказала Комякова. – Вы вот ключи не можете найти, там… все пьют чай. И вы считаете, в этом есть смысл?
- Конечно, - сказала Вахтер, - просто вы его не понимаете.
- А какой смысл в том, что я здесь?
- Этого я не понимаю, но он есть. Во всем есть смысл.
- Для министра вы какой-то слишком продвинутый, - сказала Комякова.
- С чего вы взяли, что я был министром?
- У меня отличная зрительная память, - сказала Комякова.
- Вы мне льстите, - сказала Вахтер. – Предлагаете довериться вашей зрительной памяти?
- Доверьтесь,- сказала Комякова.
- Вы еще не были в подвале? – спросил Вахтер.
- Зачем? – удивилась Комякова. – Я вообще не люблю подвалов.
- Возможно, для вас там будет что-то любопытное.
И он взял тяжелую связку ключей.
- Вы нашли ключи? – спросила Комякова.
- Это не те, - сказал Вахтер. – Это ключи от подвала.
…Они подошли к лестнице, - один ее пролет шел вверх, а другой, как и положено – вниз, в подвал. Дверь, ведущая в подвал, была оббита жестью. Ключ долго заедал, наконец, дверь отворилась. Вниз спускалась лестница, освещенная тусклыми лампочками. Вахтер, первым, стал спускать по ступенькам…
Лестничный пролет заканчивался площадкой, от которой расходилось несколько коридоров. Следующий пролет уходил дальше, вниз…
- Подождите, - сказал Вахтер. – Я отыщу мел.
- Зачем вам мел? – спросила Комякова.
- Здесь большие пространства… - уклончиво сказал Вахтер.
Он долго рылся по карманам и, наконец, нашел кусочек мела, обычного мела, каким учителя пишут формулы на школьной доске, и, по мере того, как они углублялись в лабиринт коридоров – один коридор переходил в другой, разветвлялся на несколько – ставил на стене маленькие отметины.
- Мы не заблудимся? – забеспокоилась Комякова.
- Нет, - сказал Вахтер.—Я знаю эти места. Это на всякий случай, для страховки.
Дальше коридоры сделались довольно узкими, вдвоем не развернуться – Вахтер по-прежнему шел впереди. Тусклые, желтоватые лампочки светили по бокам, отчего лицо его стало отливать желтизной. Они шли так довольно долго.
- Куда мы идем? – спросила, наконец, Комякова.
- Наберитесь терпения, - сказал Вахтер.
Коридор в который раз разветвлялся на два рукава, в этом месте Вахтер остановился. И тут, в этот самый момент, совсем рядом, близко, кто-то позвал ее по имени. Голос был мужской, незнакомый. Потом имя повторили.
- Вам туда… - сказал Вахтер, указав на один из рукавов коридора. – Идите, я подожду.
И Комякова, робея, пошла по коридору в указанном направлении. По-прежнему, тускло светили желтые лампочки, коридор не расширялся и не сужался, но она чувствовала вокруг какое-то изменение, словно стены, сжимавшие ее, стали не такими плотными, не такими конкретными, а чуть размытыми. Вдруг, и этот коридор, с вроде бы размытыми стенами, резко оборвался и она очутилась в огромном помещении под высоким куполом, напоминающим станцию метро. Действительно, это было что-то подобное, потому что с двух сторон платформы, в разные стороны то и дело, но не останавливаясь, проносились поезда. Платформа была пуста, только на одной из скамеек, ближайшей к ней, сидел человек и смотрел в ее сторону. Она подошла.
Лет сорока, изможденный, небритый, в какой-то замасленной, рабочей куртке… Но в лице его было что-то такое, что заставило ее вздрогнуть.
- Ну, - сказал человек. – Садись, - он опять назвал ее по имени и подвинулся.
Комякова села.
Она никогда его не видела, только на фотографиях в семейном альбоме, да и тех было всего несколько. (Вообще-то, он был революционером. Рассказывали, Комякова уже не помнила, кто и когда – молодость невнимательна, что готовясь к выступлениям, он за ночь мог выпить два самовара чая, и был до того красноречив, что слушавшие его люди, готовы были пойти за ним следом куда угодно. А он шел по следам Ленина, конечно, Ленина…) Комякова смотрела на него сбоку и узнавала строение своего собственного черепа.