По случаю ехали с Варей, женой програмиста Васи, через соседний городок. Варя, конечно, за рулем. (Комякова так и не научилась водить машину.) Варя, голубоглазая, с лицом простоватым и немного кукольным, в джинсовом рубашке, закасанной по локоть, мяла руль, как будто месила тесто. Пироги с капустой, борщи, пельмени она готовила бесподобно. И говорлива была со своими сверх меры. С немцами ведь и не поговоришь. Вот так и говорила, вела машину и говорила. Перебрала всех, весь их маленький кружок, каждому досталось. При этом обязательная присказка: “Ну, это я только тебе… Ты же понимаешь…” Но Комякова знала, что если бы на ее месте была не она, а Наташа, жена физика Коли, картина была такой же. Только в списке обсуждаемых лиц вместо Наташи появилась она сама. Она даже знала, что Варя о ней бы сказала… Она бы сказала – она-то ничего, Комякова, я к ней замечательно, со всей душой, катается, как сыр в масле, ну, конечно, за деньги, муж-то старый, какая любовь… Вот у меня с Васей любовь, так это любовь, я за ним на край света и без денег… Потом думает о себе слишком много… А на деле… Что она на деле? Ни два, ни полтора. С чего так нос задирать? Доставалось и немцам, с припевом – немец, перец, колбаса… И бельгийцам несчастным доставалось, с которыми ее муж в то время дополнительно сотрудничал. И даже сыну химика Нади, у которого немецкий шел лучше, чем у сына Вари, доставалось…(Немецкий-то шел лучше, это трудно простить.) Руки у него всегда грязные и в волосах перхоть. Варя была добрейшим человеком, готова была выложить последнее, но надо же было чем-то заполнять их изолированную, довольно скудную жизнь. Если появляется пустота, лезет туда всякая дрянь.
У большого магазина Варя припарковалась и отправилась “на охоту”. Минут через двадцать она появилась с ворохом каких-то покупок, очень оживленная.
- Ой, классная распродажа! – сказала Варя, пристраивая пакеты в машине. – Ко-стюмчик, классная уценка! Поди примерь!
Комякова терпеть не могла примерок. Да и бегать по магазинам тоже терпеть не могла.
- А, - протянула Варя с нехорошим оттенком в голосе. –Ты же у нас богатая…
Варя опять отправилась в магазин. Комякова чувствовала, что это надолго. Сидеть в душной машине не хотелось, она купила бутылку воды и пошла в сквер, к фонтану. Было довольно жарко, в фонтане плескались дети и какие-то хипующие подростки. Она села на скамейку, отхлебнула глоток воды и даже чуть прикрыла глаза. Тут что-то как бы толкнуло ее в бок и она не то, чтобы увидела, скорее почувствовала, и повернула голову – на другой конец скамейки сел человек – сутулый, седой, совершенно неузнаваемый, она посмотрела на его профиль и, конечно, узнала, конечно! Это был Яша Гинзбург.
- При-вет, - протянула Комякова.
- Привет, - сказал Яша Гинзбург.
Он был в льняном светлом костюме, мятом больше, чем положено по моде, а глаза смотрели с такой печалью, что ни радость, ни даже легкое удивление при встрече с Комяковой в них не отразились – все утонуло в этой печали.
- Ну, как дела? – спросила Комякова.
- Скверно, - сказал Яша Гинзбург и отхлебнул пиво из банки. – А у тебя?
- И у меня, - сказала Комякова.
Помолчали.
- Ты где? – спросил Яша.
Комякова ответила.
- А… - протянул Яша равнодушно.
- А ты? – спросила Комякова.
- Здесь, - бросил Яша коротко и брезгливо.
- А… - сказала Комякова в свою очередь.
И опять замолчали. Прибежала Варя.
- Куда ты подевалась? Я тебя тут ищу, ищу!
Яша посмотрел через Варю, как будто она была не человек, а какой-то прозрачный предмет, посмотрел на фонтан, на деревья и сказал без всякого энтузиазма:
- Надо и пообщаться.
- Конечно, - сказала Комякова. – Где?
- Пойдем ко мне. Я тебя потом отвезу.
- Я останусь, - сказала Комякова Варе. – Не беспокойся. Меня отвезут.
Варя оттащила ее в сторону и зашептала на самое ухо: - Не связывайся с эмигрантами! Это такие тошнотики! Нищие тошнотики!
Яша Гинзбург не был нищим. Он жил в собственном доме с полисадником, ничуть не хуже, чем на родине, даже более комфортабельном.
Он прошел на кухню и стал выгребать из огромного холодильника банки с пивом и пакеты с закуской, между делом пролил на светлый льняной пиджак какой-то соус, но не обратил на это внимания. Выбежала жена Яши Гинзбурга, она совсем не изменилась с момента последней их встречи, и даже домашний костюм на ней был чуть ли не тот же самый. И это происходила явно не от бедности, а от опущенности, которой, казалось, дышал весь этот дом. Жена Яши Гинзбурга бросила на Комякову взгляд, полный враждебности, и кинулась к Яше отчищать от соуса костюм.