- Вообще, мне без раницы, - сказала Кира с вызовом.
- Понятно, - сказала Комякова. – Что остается делать?
- Как твой муж? – спросила в свою очередь Кира.
- Неплохо, - ответила Комякова.
- Мне говорили, он очень старый, - сказала Кира.
- Есть и постарше, - сказала Комякова невозмутимо.
Поговорили еще немного, об общих знакомых и о погоде. На малышей Комякова так почти и не смотрела. Только заметила:
- Они всегда такие подвижные?
- Как все дети, - сказала Кира.
- Наверное, это утомительно, - сказала Комякова.
- Кому – как, - сказала Кира. – Мне – нет.
Комякова ушла, и о ее визите нечего было бы и вспомнить, если бы через ряд лет – пять или десять (не все ли равно?) не произошел один очень странный разговор по телефону. Комякова позвонила поздно, почти ночью:
- Слушай, - сказала. – Как там твои внуки?
- Нормально, - сказала Кира. – А что?
- Я просто подумала, - сказала Комякова. – Зачем тебе два? Отдай мне одного…
- Как это?.. – не поняла Кира.
- У меня есть средства, - сказала Комякова. – Я бы его вырастила, поставила на ноги. – и вдруг добавила почти жалобно, жалобно и требовательно. – Отдай!
- Ты – сумасшедшая! – сказала Кира. – Во-первых, у них
есть родители. А во-вторых, они уже выросли.
Наступила тишина, а потом резкие, колотые, короткие гудки.
Итак, Комякова навестила всех, кого хотела навестить, привела в порядок кое-какие свои бумажные дела и уже начала собираться обратно, как позвонил Антон и предложил встретиться.
- Как хочешь, - ответила Комякова. – Я свободна.
Антон пригласил ее на обед и прислал машину. Уже по водителю, такому немногословному и сдержанному, по охране на подступах к новому, внушительному загородному дому, Комякова поняла, что перемены в жизни Антона, да, имеют место быть.
Антон с молодой женой ждали ее на крыльце. Жена, в широкой блузе-распашонке – видимо, недавно родила (в доме иногда слышался плач ребенка), действительно была очень юна. Наверное, была она и красива, но стрижка ее просто безобразила, а глаза смотрели напряженно и испуганно. И почему-то она напомнила Комяковой жену Яши Гинзбурга, хотя между этими двумя женщинами не было ничего общего.
Антон же немного пополнел и как-то отяжелел. Глаза у него были усталые. Нет, счастливым молодым отцом он не выглядел.
В доме была прислуга, с ребенком, судя по всему, сидела нянька, так что, когда раздавался детский скулеж, юная мать не реагировала. На стол подавала спокойная, полная достоинства женщина, с косой, уложенной на голове короной. Обед был хорош – обильный обед, борщ с слоеными пирожками, мясо в горшочках… Все это на хорошей посуде. Вино грузинское. Нескольких сортов. Антон почти не пил и почти ничего не ел, жена его тоже ела совсем мало, так что обедала, в основном, Комякова. Она это делала с удовольствием, тем более, что для себя почти не готовила, хвалила и пирожки, и борщ, и мясо. И видно было, что женщине с косой это особенно приятно. С телефоном Антон не расставался, то и дело он звонил и тогда Антон, извинившись, выходил поговорить в другую комнату. Одним из таких моментов жена Антона и воспользовалась.
- Как вам живется в Германии? – спросила жена Антона вроде бы небрежно, но от этого только с еще более ярко выраженным интересом.
- Спасибо, хорошо, - ответила Комякова. – Хорошая страна.
- Все говорят, - сказала жена Антона. – А население? (Она так и сказала “население”, как будто отвечала на уроке географии.)
- Население, как население, - сказала Комякова. – Нормальные европейские люди.
Жена Антона, казалось, ловила каждое ее слова. А Комякова, как нарочно, была скупа на слова.
- Ваш муж, я слышала, имеет влияние… - сказала жена Антона и нервно затеребила салфетку.
Комякова начала что-то смутно понимать…
- Не знаю, - сказала Комякова. – Меня это как-то не интересовало. Я знаю только то, на что имею влияние сама.
И тут жена Антона всплеснула ручками и воскликнула:
- Здесь так страшно!
- Страшно? – переспросила Комякова. – Это еще почему?
- Страшно! - сказала жена Антона. – Мы хотим купить дом в Германии!
- Почему не купить? Если позволяют средства, - сказала Комякова. – Хоть на луне.
- Вы не понимаете! – сказала жена Антона. – Здесь убивают!
- Всех не убьешь, - сказала спокойно Комякова. – Кто-то останется. Потом, надо жить скромнее, это не так раздражает.
Жена Антона, не ожидавшая такого жестокого ответа, еще больше округлила свои и без того круглые глазки, мгновенно залившиеся слезами, рот ее скосился куда-то на сторону, отчего она стала совсем уже ребенком, а благодаря неудачной стрижке, скорее некрасивым.