— Потому что я Второй, а ты Третий. Потому что я старше. Потому, что обещал тебе.
Юга не сообразил, что ответить. Странный его друг вздохнул, открыл глаза. Посмотрел чуть искоса, с глухой тревогой:
— Эти люди с Востока. Они относятся к тебе, как к прокаженному.
— Потому что в их глазах так и есть. ДНК, сам знаешь, — Юга вытянул было ноги, но тут же, отчего-то смутившись, прижал колени к груди. — У нас что-то вроде пакта о ненападении по умолчанию, они не трогают меня, я — их.
— И тот... Дятел? Он тоже тебя не трогает?
Юга отвел глаза, смутно улыбнулся, как улыбался когда-то, в Веселом Доме. Выпь сжал зубы, привычно огладил браслет, успокаиваясь.
Спохватился.
— Да, чуть не забыл. Это твое.
— Нет, — торопливо отодвинулся Юга, — не надо. Пусть будет у тебя, я твою куртку... в Башне затерял.
Выпь прищурился, развернулся к нему всем телом.
— Кстати. Волоха сказал, у тебя шрам остался.
Юга небрежно кивнул.
— Да, и он же обещал, что «до свадьбы заживет».
— До чьей свадьбы? — удивился Выпь.
— Ну, если до его, то, боюсь, он у меня навсегда, — оскалил зубы Юга.
— Я думал, у Третьих хорошее восстановление.
— Давай не будем, ай? — Юга едва заметно передернул плечами. — Мне неприятно об этом вспоминать.
— Хорошо. Тогда просто позволь взглянуть.
— Зачем это? — настороженно отодвинулся еще дальше. — Ты лекарь, что ли? Я думал, больше по зверюшкам...
— Юга.
Пастух наградил его отменно-тяжелым взглядом. Наверное, так он смотрел на особо брыкливых оларов, не понимающих целебную надобность уколов.
— Ну на вот, любуйся, — Юга, сжав зубы, стянул через голову свитер. Судорожно выпрямился и нервно похвалился. — Чай, у тебя такого нет.
Выпь притянул от стены гибкую трубу с жидким электрическим светом. От некогда страшной раны остался выпуклый светлый рубец, чужеродно выделяющийся на смуглой коже. Выпь бережно коснулся его пальцами, погладил — во всю длину.
Юга непроизвольно задержал дыхание, сжался. Отвык от чужих прикосновений.
— Больно? — Выпь пытливо поднял взгляд.
— И не надейся.
— Кто тебя зашивал? Волоха?
— Да, но какое...
— Уверен?
— Почему ты спрашиваешь?
Второй опустил глаза.
— Я знаю, что иногда особо ценный или опасный скот снабжают маячками. Чтобы всегда знать, где находится тварь.
— Спасибо за сравнение... Ты думаешь?
Выпь пожал плечами.
— Просто не исключаю эту возможность.
— Все равно я не смогу сам вытащить из себя эту штуку. Разве что ты на досуге ножом пошерудишь.
Замолчали оба. Юга начал мерзнуть. После долгой дороги в снегах ему это теперь легко давалось. Второй протянул отброшенный свитер.
— Ложись. Я останусь с тобой.
— Что? Спятил?
— Предпочитаешь, чтобы тебя поймали на чем-то еще?
— Ага, на ком-то...
Но спорить бросил. Все же, это лучше, чем до рассвета пялиться в потолок или отжиматься на пальцах, доводя до предела физическую форму и набирая усталость.
Умываясь, Выпь пару раз щелкнул по зеркальному полотну — то задрожало, пошло кругами, но не просветлело. Совсем настройки сбились. Ошейник из фильтров почему-то казался особенно тяжелым сегодня. Глядя в мутную тень зеркала, собирая остатки влаги с рук салфеткой, Второй сказал:
— Юга.
— Мх?
— Ты простишь меня?
— Выпь ты... бесишь, раздражаешь и спать не даешь, но извиняться тебе все еще не за что. Я скажу, когда можно будет.
— Договорились, — слабо улыбнулся Выпь.
Юга подвинулся, уступая место на койке.
— Волоха сказал, рыжий Гаер — Хозяин Башни. Арматор. Ты знал?
— Ну.
— Как вышло, что ты оказался в его власти?
Юга глубоко вздохнул. Выпь неволить его не хотел, но Третий сам заговорил:
— Он сказал, что может взять лишь одного из нас. Меня или тебя. Что двух не позволит сгрести Лут. Я не знаю, правда или опять нет, но я решил... Ай, Выпь, я много гибче тебя. Меня можно скрутить, нагнуть, но сломать — ха, не просто. А ты другое дело. Я решил...
— Предложил себя, — хрипло подсказал Выпь.
Юга помолчал. Повернулся лицом, коснулся пальцами фильтров на горле Второго.
— Можно и так сказать.
— Не делай так больше, — попросил Выпь, прикрыл глаза, когда пальцы Юга скользнули по шее. — Я вполне способен сам принимать решения. Я могу защитить себя. И тебя тоже. Нас обоих. Хватит...
— Хватит разговоров, пастух.
***
Еремия любила плавание в Луте. Вольное скольжение в черничном пространстве, полном далекого серебра звезд ближних и дальних, бледного золота веллеров, бликующих под надежной одеждой куполов городов, морей и лесов. Хомы казались ей медузами, красивыми и чуть опасными. Т-корабеллы — глупыми рыбешками. Себе же она ощущала полновластным обитателем беспредельного пространства Лута.
Она не терпела долгую спячку в базовом облике, сносила ее лишь по необходимости.
Зато обожала открытые водоемы и просто ванну с пышной шапкой пены. Хотя бы такой вот, пошлой, гостинично-клубничной.
Дверь без стука распахнулась, в тесную комнату, набитую влажными клубами пара, заглянул человек. Корабелла с любопытством вытянула шею.
— А Волохи нет, — сообщила радостно.
— Вижу, сваливаю, — Дятел, насмешливо козырнув, развернулся на выход.
— Стой. Знаешь, о чем хочу попросить? — Еремия сощурила синие глаза.
Цыган нерадостно хмыкнул.
— Приказать?
От Волохи он уже стерпел очередную головомойку, и не собирался слушать дубляж в исполнении Еремии.
— Знаю. То-то и то-то, капитан говорит прыгать, я прыгаю, иначе за борт, и прочее, и прочее, и тому подобное.
— Да нет, дурашка, — фыркнула корабелла. Нашарила под водой мочалку. — Потри мне спинку, пожалуйста.
Дятел, ругнувшись себе под нос, подошел к ванной, здоровенному корыту на чугунных лапах. Но даже в нем немаленькой Еремии приходилось полусидеть, согнув ноги. Коленки над водой торчали, зябли.
— Что, с новенькими уже трепалась?
— Нет, еще нет, — корабелла довольно жмурилась, Дятел знал толк в натирании спинок, — но они мне нра-а-авятся. Особенно черненький. Я его поцелую даже.
Старпом хмыкнул, сбивая пену. Белоснежная кожа корабеллы была покрыта сложной, плотной вязью рисунка — такую одежду она накидывала на себя при людях. Листики-веточки таяли, вместо них проступала хитроумная сеть цветом в черный изумруд.
— Смотри, капитан заругает.
— Так я же корабелла, что мне сделается? — Еремия обернулась, хитро блеснула глазами.
Легко, двумя пальцами, дернула старпома за отросшую челку.
— Дурак дураком, еще и ревнивый.
— Ах ты, болячка эдакая, — цыган, возмущенно вскинувшись, ухватил большую девочку за плечи и надавил, отчего та мигом скользнула под воду, взбрыкнув ногами.
Вынырнула, отплевалась. Щедро окатила водой старпома.
Тот в долгу не остался и уже скоро они боролись, заливая все вокруг мыльной пеной. Еремия хохотала в голос, как самая обычная девчонка-переросток.
— Ох, ну ты и паршивка...
Дятел устало сел на край ванны, мокрый до самого исподнего.
Корабелла показала ему язык.
— Вся в папочку.
— Что-то я не замечал за Волохой подобного.
— Ну, ты вообще многого не замечаешь, — корабелла легла локтями на скрипнувший бортик, — Дятел, а почитаешь мне стихи?
— А за этим к Мусину. Или к Буланко.
— Он частушки только исполняет, с приседом... А Мусин, как стихов начитается, так потом весь вечер их декламирует и рыдает. Оно мне приятно, думаешь? — Еремия потерлась щекой о мозолистую ладонь человека.
Корабелле было ведомо все, что творилось под арфой. Единственное — в мысли проникать не умела.
— Как думаешь, куда мы дальше?
— На базу вернемся, полагаю. Больно важный груз, как бы кто не прознал.
— Ты про мальчиков?
— Нет, я про оларов, — фыркнул Дятел, поднимаясь, — ладно, пошел я портки сушить и Лешака нашего искать. Сам же зайти просил, что за муд... человек такой.