Пихнула в бок друга. Тот как раз выкарабкивался из синих рабочих штанов, и от толчка едва не воткнулся носом в землю:
— Давай, кто первый до Старухи!
У озера была характерная примета — колода, издавно плавающая в его водах. Звали ее Озерной Старухой.
Выпь в ответ на вызов молча улыбнулся и так же молча бросился в воду.
Медяна, глухо взвизгнув от радости, сорвалась за ним.
Перемещаясь по Хомам, Выпь учился не только языку и общению. Осваивал и прочие, полезные для жизни навыки. Так, навострился сносно плавать, нырять и даже выныривать, мог вести несложную технику, знал правила обращения с домашней утварью и дикими тварями...
В привычку доплыли до Старухи, хлопнули по обросшему водорослями боку. Медяна, отводя с лица мокрую прядку, азартно представила:
— А представь, вдруг она помнит еще годины, когда Хомы только принимали людей?
— Думаешь, такая старая?
— Кто знает...
Девушка задумалась, рассматривая лежащие на воде созвездия.
Ночной зонтег делался прозрачным, пропускал часть истинных красок Лута. И блеск звезд тоже. Ближние звезды, знал Выпь, являли собой скопления выплеснутой в Лут энергии. Его запасы, жировые клетки живой ткани. Много крови лилось там, наверху, много жизненной силы. Лут жадно все прибирал, при случае — щедро дарил достойных.
Говорили, что шанти — люди Лута — так быстро залечивают раны и так долго живут, так мало болеют и так часто не возвращаются вовсе как раз потому, что Лут к ним благосклонен.
Особенной строкой — капитаны.
Но были звезды иные. Дальние. И что они собой представляют, никто не мог ответить.
Выпь провел руками по волосам, вымывая сок. Он узнавал новый мир постепенно и осторожно, шаг за шагом. Показывать свою чистую младенческую неосведомленность было опасно. Но неожиданно хорошо прокатило загадочное молчание. Пришлый-с-прошлым.
Картина мира, из обрывков разговоров и иллюстрированных книг историй для самых маленьких, складывалась следующая.
Хомы были разного порядка, от маленьких, на две деревушки с храмом молельников Лута, до массивных полотен с несколькими странами и океанами. Объединяло их наличие зонтега и еле светящейся бахромы из длинных стрекал. Частенько Хомы сравнивали с медузами. Они отличались друг от друга формой зонтега, окрасом, размером и особенностями стрекал… Сколько их было точно, никто не знал, так же как никто не считал ярусы и не угадывал направление, куда они все стремились.
Совокупность известных Хомов прозывалась Уймой. Над Уймой стояла власть Башни — кочующего образования, вольного примкнуть к какому угодно Хому по своей воле.
Хомы подчинялись своим законам и обладали разумом. У них не было вожака. Их невозможно было объединить или взять силой. Они сами избирали себе Князя. Казалось, им не было особого дела до разборок людей, по крайней мере, в них они не вмешивались.
Многие гисторы задавались многими вопросами, например, как Хомы умудряются двигаться в строгом порядке, не сталкиваясь друг с другом, и для чего служат стрекала, если чужих хищников не замечено и обороняться вроде как не от кого?
К счастью — или к сожалению — вопросы так и оставались риторическими.
Говорили, впрочем, что в день Венчания на Хом Князьям открывается суть — природа и цель существования Хомов, только вот делиться знанием они не имели права. Увы.
— Иногда мне кажется, что ты не отсюда. То есть, не с другого Хома даже, а словно из иного мира, — сказала Медяна, когда они сидели на берегу, а у ног их рыжей лисой лежал огонь.
Выпь усмехнулся, сучковатой палкой загнал обратно откатившуюся головешку.
— Ага. Так и есть. Мой исконный мир живет под Пологом, скрывающим зонтег, он полон живых камней. В нем водятся Провалы без дна, светящиеся бабочки-душки и строптивые облюдки.
Медноволосая рассмеялась, откинулась на локти. Клетчатая рубашка, криво застегнутая на пару пуговиц, обрисовывала крепкую голую грудь, отпахивалась, являя подтянутый плоский живот в мурашках.
Выпь она не стеснялась нисколько. Чего бы ей стыдиться, если он видел ее во всех видах.
— Ну, это ты загнул, Выпь.
Она была единственной, кто знал о его поиске. Когда он впервые, остерегаясь, спросил, реально ли отыскать человека на Уйме — ответила уверенно, без заминки:
— Зависит от того, хочет ли человек быть найденным. Хомов без счета. Он — она? — может быть где угодно.
— Он, — поколебавшись, признался Выпь.
— Расскажи, — попросила девушка, — хотя бы, какой он из себя.
Выпь рассказал, тщательно подбирая слова.
Она выслушала, не перебивая.
Со вздохом заключила:
— Ты только не обижайся, ладно? Но, если он и правда такой, как ты сказываешь, то найти себя не позволит. Имя сменит, следы запутает. Не расстраивайся, красавчик с мозгами и характером не пропадет точно.
— Ага, — Выпь отвернулся, уже жалея, что имел дурость проговориться.
Медяна легко задела его плечом:
— Но почему ты так желаешь его отыскать?
— Потому что я обещал.
— Только лишь поэтому?...
Выпь не ответил, и Медяна, вздохнув, отступилась.
***
Одним утром Юга проснулся и понял — иначе. Что-то случилось.
Он прислушался к себе, стараясь не привлекать внимания наблюдателей — он точно уверился, что за ним всегда присматривают.
Понял — чужое присутствие. Чужое ДНК осталось на его теле и в его полостях. Это случилось, пока он спал, или был без сознания. Наверное, он был единственным существом, кого так воодушевило, наполнило надеждой изнасилование.
Юга умел притворяться, обманывать голосом, выражением глаз и жестами. Никто ничего не заподозрил.
Он двигался бережно и осторожно, размышляя, что делать с внезапным подарком. По всему выходило, что его следовало использовать, вот только как?
Случай подвернулся вскоре.
Он снова спал — но проснулся, и, не раскрывая глаз, понял, что сделал это не по графику.
Вокруг него были чужие и чужая речь. Язык он знал. Вбил себе в голову, вызубрил в обмен на еду и воду. Вслушался, разбивая вязь на слова и фразы.
— ... дистанционное воздействие на мозг...
— Всего лишь голос, всего лишь звуковое колебание воздуха. Но сбивает структуру пространства…
— Входят в резонанс с кровотоком, с внутренними органами, ну, сирены — это же оттуда ноги растут?
— Сущий кракен, ребята, он сущий кракен.
— Эй, кто там следит за приборами?!
— ...очнулся?!
Он поднял ресницы. В глаза ударили ярчайшие, белые зубья света.
Вздохнул, моргнул, отчего черные силуэты чуть расступились. Сел медленно, ощущая, как рвутся тоненькие провода, полупрозрачные ниточки. Словно он спал под сеткой, как на зиму укрытое плодовое дерево.
Не было боли, вообще ничего не было, хотя и приходилось прижимать рукой расползающийся вдоль живот.
— Эй, вколите ему...
Шерл метнулся, перехватывая потянувшуюся к плечу руку. Рванул.
На грани слуха тонко пищал аппарат, вокруг задвигались быстрее и быстрее — словно в каком-то свихнутом танце. Юга поднялся на ноги. Смутно — сознание двоилось, троилось, множилось — чувствовал собственную наготу и силу.
— Глейпнир! — заорал кто-то и Юга согласно застонал от радости, когда увидел взблеснувшее в руках у человека в белом цепное, знакомое.
Мысленно потянулся шерлом и поймал на локоть, намотал на кулак оружие. Хлестнул, понуждая людей расступиться. Чужой слог легко выскочил из головы, скатился с языка:
— Дайте дорогу. Тогда никого не трону.
Дали. Он двинулся вперед, необыкновенно остро чувствуя ступнями холод пола, толкнулся в запертую дверь. Увидел в ее отражающем полотне себя. И других.
Встретился — в черном стекле — взглядом с одним из людей в белом: