Из коридора выведу и отпущу на все четыре, то и ладно будет, решил про себя. Тощага потянулась за ним, переставляя хрупкие суставчатые ноги. Прислушивалось к его шагам — Второй старался идти медленнее, чтобы зря не провоцировать. Грета не солгала, дорога сама шла под ноги, стелилась тканым ковром. А про то, что будет у него спутник, уговору не было, ну да беды в том желтоглазый не видел.
А потом тропа распалась. Из одной выросло три.
Выпь остановился, размышляя, глазами ища указку. Стены молчали, одинаково зеленел ковер, одинаково дышала жидкая тьма в округлых тоннелях.
Второй выбрал по себе средний коридор, но зверь вдруг прихватил его зубами за шкирку скинутого капюшона, шумно, горячечно выдохнул в голую шею.
Выпь дураком не был, зверячье чутье уважал. Осторожно высвободился, ткнулся в правый коридор и тут уже возражений не последовало. Шли так: пастух брел вдоль одной стены, тварь вдоль другой, друг дружке не мешали и вроде как вместе, но каждый сам по себе.
Очень знакомо.
Желтоглазого парня томило странное узнавание: движение зверя. Так, он помнил, умел двигаться Юга. Шатко и плавно, по-кошачьи ставя чуть вывернутые наружу ступни друг перед другом, и манеру качать бедрами из него ничто не могло выселить.
Дергающаяся походка чудовища казалась пародией на плавную поступь Третьего, и тем сильнее тревожился Выпь.
Потом коридор принялся сдвигаться. Плотнее жал спутников друг к дружке. Зверь опередил Второго, неожиданно гибко протискивался в тесноте, и Выпь старался не отставать, боком продираясь следом.
О том, что впереди может быть тупик, и они могли застрять, как две мыши, он старался не думать.
Но лжи в числе пороков Греты не значилось — все перебилось ее великой жадностью. Узкое место кончилось, они выбрались в залу, празднично заселенную сталактитами и сталагмитами. От живого, острого, горячего их блеска Выпь мгновенно вспотел и подобрался. Знал, какими хрупкими могут быть эти наросты, похожие на наконечники стрел, и что одного глухого рокота бывает достаточно для массового падения.
Зверь тоже пошел медленно, плавно огибая острые частоколы колонн. Как он ориентировался, с глазами в вечной темноте, Выпь оставалось только догадываться. Сам парень приспособился идти следом, той же счастливой дорожкой.
Они почти дошли — крутой аркой обозначился выход — когда вдруг бесшумно сорвался сталактит.
Зверь осекся в шаге, резко свернул, налетев боком на еще одну хрусткую глыбу, и вместо того чтобы кинуться к выходу, обернулся на Второго. Очнувшийся Выпь подлетел, хлопнул скотину по крупу — беги!
И сам сорвался следом.
Им не хватило пары шагов — Второй на ходу вскинул глаза, увидел, как дружным занавесом пошел вниз крайний ряд каменных копий. Успел понять, что они не успеют.
И споткнулся.
Пол кинулся в лицо, а затем так же стремительно исчез, когда Выпь прихватили за шиворот и буквально швырнули к выходу. Выпь кувыркнулся, проехавшись по полированному камню, и вылетел из пещеры.
Поднялся на четвереньки, оглушенно встряхивая головой.
Рядом завозилось, отряхиваясь, его спутниковое чудовище. Изогнулось, вывернулось вдруг под странным углом, и вылезло из сбитой черной шкуры.
— Мы выбрались, — хрипло сообщил Выпь, от удивления не сразу сообразив, что голос к нему вернулся, будто Грета им уже наигралась.
Юга криво оскалился.
***
— А я тебя сразу признал, — первым заговорил облюдок.
Он разбирал свои невозможные волосы, и голос его непривычно подрагивал. Как и пальцы.
— А я тебя нет, — глухо, с виной, сознался Выпь.
— Ничего. Выяснилось же.
Помолчали. Впереди был Король и от того, как пройдут переговоры, зависела их будущность. Второй не думал, что добрый малый вроде Волохи отступит от намеченной цели лишь потому, что им не открыли дверь.
Такие парни выбивали замки или вламывались через окна.
Таких отказ только раззадоривал.
— Как думаешь, кем она была, Грета, прежде? Королевой Короля?
— Сокровищем. Драгоценностями. Рухлядью. Ничем и всем.
Выпь сел рядом с облюдком. Взглядом проследил новую длинную царапину на смуглом лице — отголосок ножа.
— Прости. — Выдавил, пожимаясь от стыда. — Мне правда, очень жаль. Но как ты узнал меня?
Третий усмехнулся, пряча глаза.
— Да знаешь, по запаху. Ты так пахнешь особенно... как-то сухой землей, полынью. Солнцем.
Выпь сглотнул:
— А ты патокой. Жженой карамелью со специями и как будто немного яблоками.
— Ну, отлично, теперь я жрать хочу. — Юга ненатурально хохотнул, откинул голову. — Согласился бы даже на Медянину бурду. Слушай, мне Буланко врал, что медянка это такая змейка, как думаешь, правда или нет?
Второй не ответил. Продолжал смотреть на него. Сквозь него.
— Да, — сглотнув, через зубы усмехнулся Третий.— Вот такой я, если вывернуть наизнанку. Лаброс.
Выпь молчал, и Юга прикусил язык, чтобы не закричать.
— Нам пора к Королю, — сказал Выпь, решив что-то в своей лохматой голове, — Волоха не будет ждать долго.
Глава 9
9.
— Ты умеешь обращаться?
Лин застал ее врасплох. Юная корабелла села на продавленной койке, стряхивая с бледных ресниц белый, липкий сон. Они с Первым были одни в крохотной камере изолятора с прозрачными стенами.
— Что? — переспросила после долгого оцепенелого, взаимного молчания.
— Обращаться, в транспортную форму умеешь кидаться? — он волновался, оттого мешал родную речь и скороговорный сурдо Лута.
Серебрянка выдохнула, окончательно проснувшись. Развернула ноющие плечи. Она все поняла, сопоставив одетого по-дорожному бледного Первого, отсутствие надлежащей охраны, и третью стражу ночи по отсчету Башни.
Они бежали. Уходили.
Сильно застучало в висках.
Она еще не перекидывалась в открытом Луте.
— Умею, — просипела, горло ее было как сухая терка.
— И ты хочешь уйти?
— Хочу. Но...
— Третьего в Башне нет. Сбежал. Я точно знаю.
Как и мы — сбежим.
Юноша схватил корабеллу за руку.
Его пальцы оказались холодными и сильными, он уверенно тащил Серебрянку за собой, по скудно освещенным лабиринтам коридоров лукаво молчащей Башни. Сколько раз они свернули? Корабелла была выше этого белого мальчика, в несколько раз сильнее, но теперь чувствовала себя растерянной маленькой девочкой при старшем брате.
Да, о братьях...
— Гаер будет в ярости, — предупредила, когда Лин прижал к овальной мембране-панели узкую ладонь.
Тонкая пленка прогнулась под давлением кисти, признала право на доступ, ответно кольнула холодом.
Белый на справедливое замечание лишь дернул плечом. Можно подумать, он не знал огненных повадок названного брата.
Плотно сомкнутые челюсти дверей раскрылись, беглецов приветственно, на выдохе, окатил — будто сухими духами — ветер Лута. Корабелла сделала шаг вперед и вздрогнула. Оловянный вывел их к стартовой площадке Башни, взлетному полю, огромному гулкому помещению о восьми углах, теперь совершенно пустому. Пол, ледяной даже для Серебрянки, был искромсан ртами овальных полыней в Лут. Выстланные тремя слоями силовой защиты, слепые глазницы живого пространства.
Почему так тихо, подумала Серебрянка. Почему Башня молчит? Быть того не может, что мальчику, пусть даже Первому, удалось обмануть Пал.
И зачем бы ему?
— Зачем тебе бежать? — спросила, отодвинувшись от Первого.
Она доверяла ему, но совершенно не понимала. Несмотря на трехсмысленное положение в Башне, Лина любили все. Особенно сам арматор, буквально — в зубах таскал. От чего бы ему скрываться? Для чего? Для кого? Лин нетерпеливо вздохнул, опустил глаза, провел ладонью по собранным в тугой хвост гладким волосам. Серебрянка помнила из колодца общей памяти корабелл — Оловянные всегда стриглись коротко. Кто-то сделал для этого мальчика странное исключение.