— А что нет, когда да? — Нил подмигнул дымчатым глазом. — Пойдем, войдем.
Нилу отчего-то нестерпимо хотелось показать Оловянному фрески. Поделиться. Знал, тот непременно оценит и разделит его восторг. Забавно, подумалось Крокодилу, так совпасть со случайно встреченным парнем, более того — Первым. Даже Киприс и Джаката не всегда разделяли его вкусы на красоту, а Лин словно смотрел его глазами.
Как странно, о Лут.
Молельных домов, подведенных под то или иное воплощение Лута, было великое множество. Уйма. Это вот отзывалось медноглазым юношей, не отроком уже, но и не мужем в зените славы. Юношу подписывали калькой с местного наречия: «ма-ан-о-тжер».
Манучер. Словущий.
Медноглазый и был центральным персонажем фресок. На одной из них он стоял, распялив длинные руки, у ног его клубились люди, похожие на червей беззащитно-розовой мякотью голых спин, а за широкими плечами, будто крылья, простиралась тьма. Поди пойми замысел фрескиста: прикрывает ли медноглазый собой людей или, напротив, предводительствует наступлению мрака.
Безымянный творец не оставил ему рта. Даже не обозначил. На неподвижном, словно деревянном лице жили только медные глаза — будто щиты, огораживающие пламя. Ощущение подавленного вопля, Голоса, накатывающее от семислойных красок, было столь мощным, что у Нила после любования ныли виски и уши. Фрескам исполнилось не менее ста лет, и такого медноглазого «ма-ан-о-тжера», такого медноглазого аватара Лута, Нил не помнил. Возможно, мыслил, место это закладывалось с укосом в будущее. На время, еще не свершившееся.
Внутри стояла свежая, тронутая запахом сырости, прохлада. Половину уцелевших окон затянул звездный плющ, под потолком носились те же неугомонные ласточки. На этом Хоме верили, что ласточки штопают небо, и без них, хлопотливых, купол обрушится. В последний раз Нил увез отсюда целый ворох сувенирных птах, под видом глиняных свистушек — антикварные, голубого фарфора красоточки.
Зал был застлан деревянным ковром из сломанных и просто опрокинутых длинных скамей. Часть растащили на растопку, часть просто испоганили. Пробираться среди этого бурелома следовало осторожно, чтобы не сломать себе ногу.
Лин переходил от фрески к фреске, в задумчивости похлопывал по губам оставшейся от сахарной ваты липкой палочкой. К некоторым изображениям возвращался дважды.
Крокодил сел на уцелевшую скамью. Спинку передней сомнительно украшали ножевые порезы различной степени тяжести. После всех потрясений Крокодила разморило в холодке, и он почти заснул, уткнувшись лбом в скрещенные на спинке скамьи руки.
Очнулся от облизавшего ноги заблудного пса-сквозянка. Протянуло от двери. Странное дело, даже не скрипнула. Нил сонно глянул через плечо. Спугнувший тишину визитер покаянно развел руками, улыбнулся — и от светлой улыбки этой у Нила в глазах потемнело.
Понедельник.
Мужчина деловито поправил очки, скинул пиджак, оставив щегольский жилет на двух пуговках, подвернул рукава и, легко вскочив на острый гребень спинки опрокинутой лавки, зашагал к ним.
Нил смотрел, как бликуют стекла окуляров, посверкивают запонки и носы отполированных туфель, как легко искрится булавочная головка в узле галстука.
Это сон, лениво подумал Крокодил. Ведь не может быть сегодня понедельник. Потому что иначе это самая глупая смерть в моей жизни...
Хотел закричать, но пережатое гарротой страха горло выдало жалкий сип.
Из рукава белоснежной рубашки Понедельнику в ладонь скользнула цепка с круглой шипастой блямбой. Блестящий шарик на цепочке, нарядное оружие записного ферта. Человек Ведуты легко размахнулся, цепь качнулась маятником и... Сильная рука Первого воткнула Нила носом в собственные же колени.
***
Лин поймал цепь на предплечье. Та живой змеей обернула руку, а тяжелый, убранный шипами шар Первый сжал в ладони.
Мужчина выразил подвижным лицом вежливое удивление. Легкую досаду.
Плавно повел цепь на себя, и Лин поддался, и актисом задержал скользнувшую к печени обоюдоострую рыбку ножа. Соперник успел оценить знаковое оружие Первых, но смущения не проявил. Ударил вновь, целя острым мысом под колено, Лин вынужденно сместился, балансируя на спинке скамьи. Оба так и перемещались, сцепленные руками, будто в странном танце.
Нил — Первый отметил краем зрения — прыгнул в сторону, но не убежал.
Человек вздохнул и пнул Оловянного в пах.
Лин был привычен, тренирован к боли, но от такой — словно его прутом ткнули — согнулся, ослеп, выпуская золотое оружие противника. Потерял себя и дыхание, чудом не упал, а когда проморгался — его изящный враг уже загонял Нила в угол.
Первый выдохнул, блокируя нервные окончания. И быстро — руки, ноги, колесо — встал между Крокодилом и его потенциальным убийцей.
Убийца одобрительно улыбнулся, беззвучно сомкнул ладони, изображая аплодисменты. И поманил к себе. Пальцы с холеными удлиненными ногтями были слеплены меж собой эстетичным кастетом.
Странное дело, но горячему огнеметному оружию он явно предпочитал холодное. Для пущего эффекта или большей интимности?
Нил того не ведал. Но что он знал точно: его верная наваха по валентности всухую проигрывала любому кастету Понедельника.
***
Лин круто обернулся, как в танце ведя партнера, перехватил синий галстук, рывком затянул. Понедельник двинул двумя локтями Первому под ребра, подхватил на спину и очень ловко перебросил через себя. Лин вильнул, увернулся от каблука, грозившего пробить переносицу, отпрыгнул, убираясь дальше от серебристого всполоха. Вскинул руку, принимая золотую змею на локоть. И чиркнул актисом, перерубая цепку. А шарик вернул, с плеча послав в удивленно приподнятые брови человека.
Тот откинулся, изящно разбросав ноги.
В наступившей тишине сладко ворковали горлицы в глухом саду за окнами узкого разреза.
Лин переглянулся с Нилом, взъерошенным и больше похожим на испуганного петуха, чем на Крокодила.
— Бежим, — хрипло выдохнул музыкант.
***
Они выскочили из молебнища бок о бок, но Нил явно знал, где можно укрыться.
Лин без колебаний спешил за ним.
— Зачем, Нил? Он не пойдет за нами!
Виолончелист отмахнулся на ходу, ловко ввинчиваясь в толпу.
— Понедельник один не ходит, он только с дружками работает...
— Понедельник? Тот мужчина? Но я же его победил!
— Ты, может, и вправду крутой, но против косой очереди — как мотылек против лобовухи. Размажет!
— Но это не повод убегать!
— Нет, это предлог, — согласился Нил, перебегая узкую, плотно запруженную машинами дорогу на красный огонь.
Вскинул ладонь, когда нос ближайшего экипажа недовольно боднул его в бедро. Автомат загудел недовольно. В самой его середке, знал Нил, сидит живая кость существа из искр и силы, обитателя Хома Сиаль. Кости эти умелые люди точили, облекали капсулами искусственных хрящей и ставили в центр тела конструкции, и кость сообщала ей энергию движения...
— Почему все-таки они все за тобой гоняются, а? — Лин оглядывался, но умудрялся не отставать.
— А почему тебя это волнует? — Нил машинально хлопнул по сумке.
Парни резали толпу, удачно лавируя между туристами и местными, почти неотличимыми друг от друга. Лин извинялся, как в попу заведенный, Нил берег дыхание, стараясь блюсти маршрут.
— Я первый спросил!
— Ты не Первый, ты просто дерзкий щенок...
Улица кончилась, начался тупик. Нил машинально огладил плотно уложенный старый кирпич, закинул голову — стена получалась выше его скромных возможностей. Его, но не линовых. Лин оказался на гребне в мгновение ока. Склонился, протягивая руку.
— Держись!
Нил тоскливо оглянулся на пустой проулок. Лезть на стену, граничар Свалки и доброго мира, не хотелось, но это была единственная возможность выскочить из ловушки. Блохой проскакать по каменной холке и спрыгнуть там, где можно вновь нырнуть в мешанину тесных закоулков...