— Нил! Хватайся скорее!
— Лады...— Крокодил потянулся навстречу и выдохнул, когда в лицо брызнуло горячей кровью синеглазого.
Первый уставился на вышедший из плеча влажный гарпун, а потом веревка натянулась, и его сдернули на обратную сторону стены, как рыбу.
— Лин! — Нил в отчаянном прыжке почти дотянулся до края, но чиркнувшая по стене пуля едва не отстригла ему оставшиеся пальцы.
— Лучше не двигайся. Даже не дыши, ты здорово меня разозлил, Крокодил. Где твой дружбан?
Крокодил выругался — одними губами, обметанными воздушным поцелуем смерти. Голосок Пепельной он помнил уродливым шрамом на бедре.
Неужели Пепельная встала в одну упряжку с Понедельником ради него? Это даже льстило.
— Мне надо на ту сторону, — Нил обернулся, предусмотрительно держа руки на виду. Мокрые подмышки шарма не добавляли, но определенно были лучше, чем сырые штаны. — Мой друг там, за стеной.
— Хрен тебе, — девушка оскалила желтые прокуренные зубы, пепельная прядь скользнула вдоль скулы, — то, что на той стороне стены, принадлежит Свалке и рыбакам.
— Но...
— И довольно об этом, — посуровела охотница.— Я достаточно бегала за тобой.
— Но...
— Завали хлебало! Иначе я прибью твой паршивый язык ржавыми гвоздями к твоей заднице, усек?
Нил, пожав плечами, кивнул. За стеной было тихо. Как на кладбище.
— Пошли, — скомандовала наемница, напряжено присматриваясь к гребню.
Связываться с представителями другой стороны ей тоже не хотелось.
Глава 13
13.
— Где карта?
— В сумке.
— Где сумка?!
— У моего друга.
— Где...
— За-сте-ной, — три раза кивнул Нил.
Пепельная выругалась. Понедельник рассмеялся. Изящно поправил уцелевшие очки, придирчиво осмотрел ногти.
— Как видно, дорогая моя Среда, — молвил нараспев, играя голосом, — нам все-таки придется направить свои стопы на поклон к барону мусорных земель.
— Заткнись, — девушка дернула плечами, сплюнула.
Ухватила Нила за лицо. Изящные пальчики девушки были тверже лбов Ивановых.
— Обещаю, Крокодильчик, когда карта будет у нас, я повешу вас обоих за яйца.
— Ну-ну, дорогая. Я бы попросил тебя избегать столь жарких вульгаризмов. Кроме того, ты еще не встречалась лицом к лицу с нежным другом нашего милого Крокодила. Уверяю, чудесный мальчик тебя удивит. Меня, к примеру, он уже приятно поразил.
— Во всех смыслах,— не удержался Нил.
Понедельник искоса глянул, вздохнул и точным ударом разбил ему нос.
***
Лин отключился не сразу. Сказался завышенный болевой порог, сказались заблокированные в драке с Понедельником нервные окончания... Гарпун, пробивший плечо, был лишь началом. Когда его сдернули со стены, Первый успел извернуться и ухватиться здоровой рукой за веревку. А больше ничего путного сделать не удалось, потому что его волоком потянуло прочь, прямо по выжженной, выбеленной земле сухого, заполненного дезинфицирующим млечным туманом, канала. Оловянный чудом не откусил язык, едва не захлебнулся плотным маревом.
Вскинув голову, сумел различить в пыли силуэт низкого грузовичка и его гикающих пассажиров, а потом лебедка натянулась, его вздернуло вверх, словно рыбку подсекли — и только тогда Лин сумел отрубиться.
Привиделся ему рой смерчей на горизонте. Он видел их и чувствовал, как дрожит земля. Монотонный гул отдавался в грудной клетке, и он знал, что у каждого смерча есть имя.
Имя.
Имена вещам давали Вторые. Вещь без Имени — мертвая вещь. Если отобрать Имя — отберешь жизнь. Вот оно. Как просто. Как просто. Запомнить, запомнить.
Очнулся от уколовшей боли. Глубоко вздохнул, перехватывая управления над телом и покрываясь липким потом. Открыл глаза.
На этот раз клетки не было.
Была комната, просторная и светлая. Лин лежал на узкой койке, заботливо прикрытый легким одеялом.
Рядом стояла тумба, на ней умещалась белая птичья клетка из резной кости, заполненная цветами. Их запах был шумен и въедлив, а замок на дверце словно ржавчина лизнула. Невместно тяжелый смык, он оттягивал на себя внимание, забирал взгляды от плененных цветов. На плече сидела тугая белая повязка, и Лин нахмурился, едва касаясь ее пальцами. Плохо, подумал голосом Мастера. Даже не заметил, не очнулся, когда его перевязывали. Жизнь в Башне его расслабила.
Потянулся к клетке, тронул один из белых лепестков, выступающий за прутья. Тот лениво качнулся. Холодный, плотный. Белковый какой-то. Никогда Лин не видел, чтобы цветы держали за решеткой.
— Фагория красивейшая, искусственно выведенный гибрид воскового плюща и эйхории, способна к пожиранию как органического, так и неорганического мусора. Замечательный медонос, между прочим, к тому же съедобен.
Первый оглянулся. За ширмой, огораживающий угол комнаты, кто-то находился. Кто-то с приятным низким голосом.
— Пришли в себя?
— Да, вполне. — Первый кашлянул, оживляя сухое горло. — Благодарю.
— Не стоит. В какой-то мере вина за увечье лежит на мне.
Лин вопросительно промолчал.
Спросил без особой надежды.
— Я могу идти?
— Разумеется, — легко ответили ему, — если вы чувствуете себя в состоянии, то вас проводят до стены.
Сумка, вспомнил Лин и похолодел. Нилова сумка точно была при нем, он даже закинул ее поперек груди, чтобы точно не потерять.
— А, скажите, пожалуйста... Мои вещи...
Человек за ширмой молчал. Лин увидел, как шевельнулась тень в складках натянутой на раму белой ткани.
Театр теней, который однажды показывал ему пьяный Иванов.
— Ваши вещи, молодой человек?
В голосе невидимки скользнула тонкая металлическая нить. Как будто — еще не раскаленная. Не мои, подумал Лин. Не мои вещи.
Его молчание, видимо, сказало больше слов.
За ширмой выразительно хмыкнули.
— Ох, молодой человек... Если вас не затруднит, подойдите ко мне.
Лин спустил ноги с койки, ботинок не обнаружил. Босиком прошлепал в угол, отодвинул ширму.
Если бы не выучка, он бы непременно вздрогнул.
А так просто задержал дыхание от неожиданности, а лицо обдало жаром.
У сидящего перед ним мужчины было два тела. Точнее, тело одно, просто глумливо искалеченное природой. Совершенно нормальные правые рука и нога, и — безобразно увеличенная в размерах левая половина туловища. Уродливый шишковатый лоб, раздутый затылок, и тем страшнее были глаза — спокойные, умные и чуть насмешливые.
— Природа Лута удивительна и многообразна, не правда ли?— мужчина в свою очередь разглядывал его.— Какая фантазия, какие причудливые формы жизни. Вот вы, к примеру — идеальны. Физическое совершенство, воплощенное в музыке гармоничного тела. Генетическая архитектура. Эфеб Оловянных, белая лилия Лута. И какая жестокая участь — погибнуть во цвете, быть убитым гениальным порождением того же Лута. Злая поэтика природы.
— Вы это знаете.
— Да. И я слышал ваше выступление на Хоме Равенна. Мусор есть везде, молодой человек.
— Говоря мусор, вы подразумеваете бытовые отходы, не так ли? — медленно уточнил Лин.
— И их в том числе. Впрочем, речь о другом. Пожалуйста, подайте мне трость.
Лин огляделся, отыскал взглядом белую, как у слепого, резную трость.
Молча протянул ее человеку, ощутив точно сбалансированную тяжесть сердцевины. Свинец? Его собеседник склонил голову в знак признательности, без видимого усилия прокрутил трость.
— Мое имя Орхан. Разумеется, официальный титул длиннее, но я бы предпочел, чтобы вы звали меня именно так. Отчего-то вы мне симпатичны. Следуйте за мной.
***
К вылазке за стену готовились тщательно и быстро.