— Хочешь вернуть?
— Ага.
— Что, дорога вещица? — старуха улыбалась, показывая отличные белейшие зубы.
— Для сердца и памяти.
— А сколько дашь за нее?
— Сколько спросишь.
— Честный какой, — рассмеялась старуха, — слышала я, как ты пел здесь, Манучер. Не я одна слышала. Забирай свое и уходи, скоро по твою голову придут. На твой голос, он для них ровно магнит... На-ка вот...
Выпь протянул руку — в ладонь лег знакомый браслет. Целый и невредимый. Парень сжал его крепче.
— Неужели не боишься совсем, такое на себе таскать?
— Нет.
— А ко мне шел — боялся. Странный ты, Второй. Ступай, или еще что спросишь?
— Как мне вас отблагодарить?
— Моему дому не нужна беда. Уходи с Хома.
Выпь кивнул.
— Спасибо.
Уже на выходе старуха его окликнула:
— Манучер . Тот, кого ты ищешь. Подумай, вы еще можете, успеете не встретиться. Это будет за благо.
Выпь взялся за дверную скобу, ответствовал глухо:
— Нет. Я обещал.
Старуха покачала головой. Отступила вглубь дома, заворачиваясь в выцветшие сухие тени. Едва слышно долетело:
— Твое дело, твоя печаль, Второй.
***
Выпь не помнил или вовсе не видел снов — слишком уставал.
И лишь один повторялся, застревая в памяти костью.
Тьма. И растворенные в ней голоса. Гобелен, сотканный нитями хора, одиноких песен и обрывистых бесед. Никогда не замечал лиц (были ли они вообще?), но знал твердо, что его не слышат. Он мог кричать, шептать, говорить мерно и равнодушно, но в любом случае оставался немым слушателем. Случайным свидетелем.
А однажды была тьма, но голосов в ней не оказалось.
Его окликнули — откуда-то со спины.
— Привет?
Второй сглотнул, чувствуя, как беспорядочно заколотилось сердце. Резко обернулся, лоб в лоб сталкиваясь с темнотой.
— Юга?
Дробный, глуховатый смешок. И голос, не мужской и не женский.
— Нет. Ты ждал его?
— Кто вы?
— Зависит от того, кто спрашивает, — ответили с явной усмешкой, — ты первый, кто появился здесь за многие темные дни. Поэтому — кто ты?
Выпь молчал.
— Говори, — вздохнули из темноты, — здесь давно не звучал живой голос.
— Я Выпь.
— Вы-ы-пь? Просто человек?
— Ага.
— Лжешь, как истинный Второй.
— Если вы знали, то зачем спросили?
— А почему ты обманываешь себя даже во сне?
Выпь не нашелся с ответом.
— Прости. — Сказали ему в ответ на молчание.— У меня давно не было собеседника. Ты ищешь или ждешь кого-то, так?
— Да. Но нигде не могу отыскать.
— Хочешь, помогу?
— Я даже не знаю, кто вы.
— Я никто, — сказал голос, — у меня нет тела и собственного пространства, я вором брожу по чужим отрезам. Я почтарь сновидений. До тебя здесь было пусто.
— Тогда как вы можете мне помочь, если себе помочь не в состоянии? — возразил Второй.
— Я могу найти его сны. И передать привет от тебя. Ну, как?
— Нет, спасибо. Я сам. Я обещал.
— Дело твое, — разочарованно протянул голос.
Темнота вокруг стала размываться, расщепляться — близилось пробуждение.
— Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти... Я буду ждать.
Вставал Выпь рано, до восхода, и это утро не стало исключением. Зонтег растерял пронзительную чернь, ночь пятилась, прятала лицо под натиском рассвета.
Выпь спустил босые ноги с гамака. В настежь распахнутое окно втягивалась утренняя зыбкая свежесть. В саду стояла предрассветная тишина, робко пробовали голоса птицы. Колко блестела роса.
Жилище ему выделили в сарайчике, на втором этаже, сразу над боронами, культиваторами и прочим в-хозяйстве-полезным скарбом. Вещей, благо, всего ничего было, все улеглось в заплечный мешок-рюкзак.
Медяна спала в саду же, несколько поодаль, по самый нос укрывшись старым пледом.
Проснулась сразу, как только Выпь легонько тронул за плечо:
— Ты? Что стряслось?
— Я ухожу.
— Хорошо, — зевнула сладко, прикрыла глаза, а в следующий миг села так резко, что едва не выпала из гамака, — что?! Чего?!
— На первый рейс как раз поспею, — терпеливо пояснил Выпь, помогая девушке выпутаться из подвесного лежака, — дачу за следующий месяц не беру.
— Ты сдурел! Куда ты, только же все наладилось?!
— Я должен.
— Кому ты должен?! Что должен?
— Я должен найти его. Я обещал.
Медяна глубоко вдохнула, сквозь зубы, со змеиным присвистом, выдохнула. Незримое присутствие некоего неназванного парня залпом перевешивало и Медяну с аргументами, и оларов, и всю веселую ферму вместе взятую. Она, честно говоря, уже его ненавидела.
— Вы-ы-ыпь, — поймала друга выше локтя, требовательно сжала, — послушай меня. Не гони оларов. Мы с отцом не хотели говорить тебе так вот сразу, но, раз уж такой случай вышел... В общем, отец снаряжает тэшку и везет оларов на Хом Старта, знаешь, перевалочная база?
— Ага.
— Ты будешь нужен.
Выпь молчал.
— Чужих людей брать не надежно, выезженные олары высоко ценятся. Помоги мне, в последний раз. Мы очень рассчитывали на эту продажу...
— Хорошо. До Старта вместе пойдем.
— Спасибо, — с облегчением улыбнулась девушка, — я знала, что ты согласишься. На тебя можно положиться...
Она говорила еще и еще, топя печаль и тревогу грозящего расставания в море слов.
Выпь молчал.
Глава 3
3.
Шар не желал проясняться. Гаер сжал мундштук зубами, ухватил наблюдательную приблуду двумя руками и сильно встряхнул, как заевший маракас:
— Где же ты, Волоха, мне без тебя так плохо... Ни звезды не видно.
Воровато огляделся и с плеча запустил стеклушкой в стену.
Оглушительно хлопнуло, пространство затопили чернила Лута, вынырнули и тяжело повисли ртутные шарики Хомов, вспыхнули огоньки корабелл — истинных и трафаретов, обозначился пунктирный ход веллеров.
Гаер, попыхивая трубочкой, сосредоточенно выискивал в двигающемся разнообразии одну-единственную, неповторимую...
— Лешак ты, Волоха, — сказал почти с нежностью, щуря левый зеленый глаз и ногтем подцепляя и притягивая к себе крохотную искру.
Раскрутил на ладони, сдувая приставшую черноту.
— Ну, здравствуй, Еремия...
***
Шли ходко. Олары вели себя куда благоразумнее, чем ожидалось, тихо-смирно лежали, смущенные незнакомым окружением. Ребята, правда, с оглядкой шептались о буканьерах и чудовищах, но Медяна подсекала такие разговоры на корню:
— Заняться нечем?! Работать, живо! Ишь, языками чешут, словно кухонные бабы!
Макон почти не просыпался, доверив ведение т-корабеллы дочери. Она легко управлялась, благо трафарет попался старый, многажды испытанный.
— Ну, и как впечатления? — девушка толкнула в бок Выпь.
Тот как раз отошел от Морока. Солнца, движения ему недоставало, зверь утешался сушеными яблочными ягодами.
— Хорошо здесь, — вздохнул Выпь, — чисто, тихо.
Рыжая фыркнула, облокотилась на борт:
— Что тихо, ты не обольщайся. Не всегда так, в сезон счастливо вышли. Такие бури случаются — хребет гнут, оперение ломают. А если вароток находит, да в пути застанет, то счастлива твоя звезда, если к плывуну какому прибьешься, сесть да закрепиться успеешь.
— А что с обитателями? Я слыхал, бывают некие Сорок Сорок, что лакомы до человечьих глаз, как их тезки до бусин, слыхал о Спиралях Бруно, что на корабеллах нарастают, слышал о Ржаном поле и его страже… Ребята говорят, иногда на пиратские трафареты нападает существо, гасящее оперение и пожирающее людей... Будто оно может так сдавить корабеллу, что та цепенеет и впадает в сон.
— Кракен?! — громко фыркнула Медяна. Сопровождающие за ее спиной тут же оградились защитными знаками. — Брехня! Кто его видел вообще?
На плечо девушки легла волосатая рука — отец подкрался незаметно.
— Один мой друг, дочка. Друг, словам которого я вполне могу доверять.
— Папа...
Макон почесал бороду, задумчиво продолжал: