Выбрать главу

Юга поднял голову. Огонь тонул у него в глазах, как в Провалах.

Чуть шевельнулся, и лужа, растекшаяся по полу, шевельнулась тоже. Пастух отступил на шаг, внезапно осознав, что не вода это, а волосы.

Значит, тогда ему не привиделось.

Второй. Третий. Убить. Убить. Убить.

— Что со мной? — в ответ спросил Юга, и голос его был так безнадежно тих, что Выпь отставил страх — как табуретку — и шагнул в комнату.

Облюдок безучастно смотрел, как приближается Выпь, как замирает рядом. Волосы текли из его головы легким, густым потоком, широко разливались по комнате, ползли по стенам, спускались вниз, пронзая тело Дома, уходили в землю, в исходники воды Провалов... Выпь стиснул зубы, отгоняя морок.

Опустился рядом, плечом задев плечо.

— Заберут и сожгут, заберут и сожгут, сожгут, сожгут, — монотонно проговорил, чуть раскачиваясь, Юга.

— Нет.

— Всех подменышей, всех чернышей, у меня гниль внутри, неужели не видишь...

— Нет.

— Что же такое, что во мне, что я, — Юга судорожно стиснул колени.

Едва ли он слышал, что ему отвечали, едва ли нуждался в словах.

Выпь неловко разжал смуглые пальцы, крепко взял в ладонь. Глубоко вздохнул — и заговорил чисто, гладко, как в жизни не случалось:

— Ты — это ты, Юга. Что бы ни случилось — всегда ты. Третий. Облюдок. Чужой своей матери, чужак своему стану. Храбрый. Стойкий. Злой. Ты танцор. И шлюха. Но — мой единственный друг. Юга.

И на последнем слове понял — все. Исчерпал запас красноречия на свет и тьму вперед.

Юга повернул голову, словно только-только его заметил. В темных глазах ничего нельзя было разглядеть.

Протянул руку, отвел ворот вытертой пастушьей куртки, коснулся новоделанного ошейника. Выпь не отодвинулся, сглотнул и покорно задрал колючий подбородок, позволяя чужим пальцам исследовать фильтры. Контраст между как всегда горячей кожей облюдка и непривычным холодком «украшения» рождал странные ощущения. Не неприятные, нет. Но странные. Юга тяжело вздохнул и промолчал.

Когда Полог сделался нежно-алым, с холодной прозеленью, волосы вновь были волосами, непроницаемо черными, лежащими на спине гладкими косами. Юга давно спал, а Выпь дремал урывками, иногда вздрагивая и вскидываясь.

Патруль не пришел.

Явился другой.

— Гаер, — опознал Выпь, бессонно раскрывая глаза на гостя, переступившего порог.

Подался вперед, закрывая спутника.

— Спокойно. Я не причиню зла, — рыжий поднял руки, не сводя глаз с блестящих шейных колец.

Славная была работка, трудная. Без специальных инструментов, без особых условий, в антисанитарном поле, а, поди ты, исхитрился-таки парня вытащить. Рыжий не только языком горазд молоть был, руки у него прямо из плеч росли.

Юга, проснувшись, тихо зарычал, и Гаер со смешком отпрянул, избегая ловчей сети волос.

— Тише, рапцис морено! Твоих сородичей за меньшее жгут лампарии. Быстро ты с шерлом освоился. Как по мне, так слишком быстро.

— Заберешь меня? — оскалился Юга, процедил. — Ну, попробуй.

— Не за тем пришел. У меня к вам предложение.

— Какое совпадение! У меня тоже — убирайся, пока цел! — в ослепительной улыбке Юга не было ни намека на шутку.

Гаер быстро глянул на Выпь. Тот ненавязчиво пристроил руку на плече напряженного, готового в драку, облюдка.

Кивнул утреннему пришлецу:

— Говори.

***

Рыжий маркировщик в клетчатой юбке говорил, с интересом изучая комнату. Изредка хмыкал, одобрительно качал головой, трогал безделушки.

-...поэтому вам здесь оставаться — только расправу ждать. Третий себя раскрыл, Первые это без внимания не оставят. Второй, с его выходкой на площади, тоже засветился. . В общем, вас найти — вопрос решенный, в пару дней...очей... уложатся. Облюдков уже чистить начали.

Юга под рукой Выпь тяжело вздрогнул.

— Моя вина, — сказал глухо, — я это начал...

Гаер ухмыльнулся, накручивая на затканное цветными рисунками предплечье черные бусы.

— Не корись, морено. Это у тебя в природе заложено, на обиду смертью отвечать. Не случился бы не-людь, другой повод измыслили бы, вы активная угроза Первым. Они вас не оставят.

— И куда нам податься?

— Шанс один — через зонтег на корабелле уходить.

— Шанс? — с недоверием изогнул бровь Юга.

— Вот такой вот, с мышкину дырочку, — маркировщик честно показал, сблизив указательный и большой пальцы до еле видной щелочки.

— И через какой зон-тег на какой корабелле...— пастух споткнулся на непривычном слове.

— Зонтег самый обыкновенный, Хома Сиаль. Корабеллка моя будет, рабочая верная лошадка, тут все схвачено, не обосремся.

Юга фыркнул, но — удивительнейшее дело — смолчал.

— И куда?

— Да хоть на Хом Кинтары, транспортный узел отменный, муравейник — дай Лут, вас там никто не хватится-не сыщет.

— Ага, — сказал Выпь.

С трудом разбирал, про что ему толкуют. Хом какой, какая корабелла... Одно понимал — это была возможность спастись. Им обоим.

— Зачем тебе нам помогать, рыжий? Какой прок? — Юга не торопился доверять.

— Затем, смуглянка, что я терпеть не могу Первых и вставить им... палки в колеса, так сказать, для меня за радость, — охотно пояснил Гаер.

— Почему тогда ждал, если такая спешка? — задумчиво спросил пастух.

Гаер широко ухмыльнулся.

— Да проверял. Поодиночке вы, ясное дело, ценные экземпляры, но в одной упряжке... Я вот кой с кем об заклад бился, что не порешите друг друга, стерпите, кой-кто за обоюдоострую смерть выступал...

Парни, вздрогнув, переглянулись. Выпь снял руку с шеи облюдка, тот отодвинулся, перекидывая массивную косу на плечо.

— Как видите, игра не стоила свеч. По природе, породы ваши друг друга терпеть не могут, странное дело, что вы вообще сошлись.

— А Серебрянка? С ней что?

— Если останется подле вас, то попадет под раздачу на специальных условиях.

— Она твердит, что ей надо за Море.

— Надо так надо, — Гаер пристально изучал рисунок на стене, — пусть хоть кто-то домой вернется. У меня ребята в порту, вопросов задавать не будут, а вот насчет оплаты...

— У меня дарцы есть, — бросил Юга, избегая взгляда пастуха, — сколько надо-то?

В результате сработали все вместе: Юга без заминки и сожаления расстался с нажитым, Выпь молча отдал заслуженное в порту, в Доме и на короткой службе у султаны, Гаер нашел и подговорил нужных людей, проследил, чтобы руки не околачивались где не надо.

Серебрянка, у которой вновь болели идущие в рост кости, и лопалась старая шкура, и кружилась от быстрой смены событий голова, не знала, кого и благодарить в первую очередь. Затишье до новой линьки — и она ощущала это оголяющимся хребтом — заканчивалось.

Маялась, когда прощались, тревожилась. Смотрела на людей сверху вниз — росту в ней теперь было с избытком.

— Выпь, — сказала, наклоняясь и осторожно хватая пастуха за рукава старой куртки, — ты так много для меня сделал. Не знаю, что я без тебя... Спасибо.

— Будь осторожна, — пастух приобнял Серебрянку.

Чешуя сухо шуршала, легко отделялась, липла к рукам. Пришел черед новой шкуры.

— Дай знать, как доберешься, — бросил Юга и замер от неожиданности, когда девчонка порывисто заключила его в короткое, крепкое объятие, — ай, мелочь, что творишь...

— Вы, двое, берегите себя.

— Скорее, берегитесь друг друга, — хмыкнул Юга, толкая в бок хмурого Выпь.

Серебрянка в последний раз задержала взгляд на своих спутниках и нырнула в заряженную на долгую дорогу лодку. Молчаливые работники запечатали капсулу. Канатная дорога, шелестя, уволокла ношу в туман Сухого Моря.

— Вот и славно, — Гаер хлопнул парней по спинам, — не раскисать, дел по горло. Ха, кто знает, может, свидитесь еще.

Маркировщику, честно признаться, ребята были симпатичны, но чудом подвернувшаяся личинка корабеллы в лице лысой девчонки изящно дополняла этот куш.

И уже скоро она будет исключительно его правом.

***

После того что произошло... Точнее, о том произошедшем они не разговаривали.