— Корабелла, — хрипло опознал Юга.
— Она самая,— подтвердил Выпь, разглядывая затаившуюся в расселине между холмами дивницу.
Она стояла черная, почти не видная, словно из черного железа выкованная. Никто из них допрежде корабелл не видел.
Но оба признали ее сразу же.
— Как я узнаю? — упрямо переспросил Выпь у рыжего маркировщика.
— Что узнаешь?
— Как пойму, что передо мной именно она? Корабелла?
Гаер рассмеялся, откинув яркую хитрую голову. Будто Второй что до смешного нелепое молвил.
— Узнаешь и поймешь сразу, поверь. Глазами не поймаешь, так сердцем, кишками разберешься. Так всегда бывает, не ты первый...
Я не Первый, мысленно согласился Выпь и больше ни о чем его не спрашивал.
И только теперь, наблюдая сквозь прозрачную черноту корабеллу, понял Гаера.
— Идем, хорош зенки пялить, — встряхнулся Юга, сбрасывая оцепенение.
Выпь молча последовал за ним, про себя дивясь неказистой охране. Вроде как и не было ее, хотя рыжий предупреждал, что с ними человек будет, хороший, но «не капитан».
Что подразумевал под этой характеристикой Гаер, Второй так до конца и не разобрал.
Вблизи корабелла показалась пастуху еще красивее. Матовая, гладкая ладья, дышащая ровной уютной прохладой. По бокам, ближе к носу, были приспособлены чудные плоские крылья, еще одни держались на самом хвосте, а ровно посередине палубы вздымался сплошной плоский гребень.
Когда Выпь робко коснулся пальцами бока корабеллы, гребень вдруг из черного сделался киноварным.
— А-а, гости наши, ебврт, — хрипло приветствовали их сверху. Парни задрали головы, и по самые глаза заросший мужик, перегнувшись через борт, осклабился им навстречу. — Мы уж заждались. Карабкайтесь, отходить будем.
Взбираться на корабеллу, как оказалась, следовало прямиком через боковое крыло — встретивший их незнакомец обозвал эти придатки «рулями высоты». Юга скакнул на них первый. Подпрыгнул, легко подтянулся на руках и, припав на колено, уже протягивал Выпь руку.
А дальше махнули через борт и оказались на узкой, пустой палубе, чуть подсвеченной срединным тонким гребнем.
Мужик окинул их быстрым, но цепким взглядом, сплюнул за борт. Было в нем росту порядочно и весу, как в зрелом кармине.
— Меня зовите Эльриком, а на ваши кликухи мне срать с перехлестом. Валите под арфу и чтобы по палубе не шатались. Лут до новичков жадный, я из-за вашего дерьмячьего любопытства в жопе какой-нибудь застрять не хочу.
— Да ты там живешь, судя по всему, — огрызнулся Юга, прежде чем Второй сообразил его уволочь.
Эльрик хмыкнул, нехорошо сверкнул глазами, но на выпад не ответил. Видимо, получил на их счет от Гаера какие-то немудрящие наставления.
Парни устроились прямо под спинным гребнем, так называемой «арфой». Спать хотелось невыносимо, голова казалось тяжелой, словно овдо. Юга взялся разбирать измочаленные волосы. С шипением раздирал пряди.
— Помочь? — подавив зевок, спросил пастух.
— Помоги, — нехотя согласился Юга, вручая покоцанный гребешок Выпь.
Сам пристроился у него в ногах, удерживая спину прямо.
Выпь отложил гребень. Осторожно вдел в пряди пальцы, потянул, разделяя.
Волосы казались смирными, не обвивали запястья, не стремились петлей лечь на шею. Наверное, тоже устали.
Постепенно расслабляясь, Юга прижался к колену пастуха. Задумчиво улыбнулся.
— Что? — спросил Выпь, почувствовав перемену настроения.
— Мне раньше только мамка волосы разбирала. Никого не допускал.
— О как, — смутился Выпь.
Оба помолчали. Юга, кажется, задремал, и пастух слегка вздрогнул, когда облюдок со смешком проговорил:
— Ты все же поешь себе под нос.
— Вовсе нет.
— Да. Рычишь что-то без слов. Что за песня?
— Мне пели ее те, что воспитали, — нехотя признался Выпь.
— Родители?
— Не думаю. Не думаю, что они были моими родителями.
— А кем они были?
— Приходимцами.
— На людей совсем не похожи, ай?
— Ага. Совсем.
— И ты их не боялся?
— Я любил их, — сказал и тяжело замер на мгновение, на внутренней стороне глаз видя их последнюю встречу.
Юга вздохнул. Зачем-то потерся о его колено щекой.
Выпь заплетал косу, посматривал на открывшуюся шею. Невольно подумал, сколько слипшихся пластов взглядов лежит на ней, на лопатках, на плечах, как часто разглядывали Третьего — вот так вот, со спины.
— Сколько тебе, Юга?
— Хэй, да я старше тебя, пастух!
— Это едва ли. Шестнадцать хоть есть?
— Само собой! — возмущенно фыркнул облюдок. — А тебе-то сколько сравнялось?
— Я не знаю.
— Как так?
— Или не помню. Там, где я рос... Странное было место. Его как будто не было совсем. Словно в узел скручено, око-веко, едино. Не умею лучше объяснить.
— Да как всегда, — хмыкнул Юга, — долго еще?
— Все почти.
Заплел косу. Облюдок сдержанно поблагодарил, не сдерживаясь, поругал — как без этого.
А потом наступил Лут.
Вдруг — цветком раскрылся вокруг — как будто всегда здесь был.
Выпь молча поднялся, немой до костей, от дивной, влекущей, неутомимой красоты, распавшейся округ на тысячи и тысячи взглядов. Все было черным. Все сияло красками. Все было безмолвие. Все пело и звучало.
Теплый сухой ветер трепал ворот куртки, и корабелла плыла по этому ветру, как листяной кораблик.
Пастух, не слушая друга, шагнул к борту, заглянул под тулово корабеллы и Лут глянул в ответ. В самое сердце, в самый центр головы — пробил до боли, до короткого спазма средостения. Выпь покачнулся, ухватился за борт.
Ухнуло в ушах.
— Гляди, пацан, — проговорил Эльрик, стоявший тут же, — гля-яди, любуйся, да только Лут всегда мягко стелет, а спать на кинжалы укладывает...
Второй молчал.
Не родилось еще слов, могущих описать ту многонравную, бескрайнюю красоту, заполняющую его грудь — словно вода, хлынувшая в пробоину.
Выпь прикрыл глаза, стараясь дышать глубже. Юга молчал рядом, и глубокая тьма его глаз легко спорила с чернотой Лута.
***
Уже когда лежали в темноте, грелись друг от друга, Выпь заговорил:
— Юга. Если нас все же найдут и растащат...
— Не растащат. Мы им интересны вместе.
— Дослушай сначала. Если разделят, я... Я все равно тебя найду. Где бы ты ни был. Обещаю.
Юга рвано вздохнул. Ткнулся холодным носом в плечо друга.
— Очень мило, пастух. Давай спать уже.
Выпь кивнул, устроил подбородок на черной макушке и закрыл глаза.
***
Выпь проснулся на рассвете.
Мутным, еле проедающим себе путь сквозь рыхлую плоть здешнего неба. Вчерашних острых глаз Лута над головой не было, ощущение движения тоже куда-то подевалось.
Прибыли.
Сел, оглядываясь. Дул ветер, мелко сеялся пыльный дождь. Хрипло ругался с кем-то Эльрик, шумно харкал за борт. Юга не было, как не было его когда-то, очень давно, в прошлой жизни.
Левое запястье холодили зеленые бусы. Выпь улыбнулся, пригладил шарики. И как умудрился?
Старая куртка исчезла.
Обмен вполне честный. На память. На запах.
Гаер как-то сказал ему: «В одиночку у вас шансов больше». Выпь тогда просто кивнул, давая понять, что к сведению мысль принял, но обсуждать это не собирается. Он не хотел снова заделываться одинцом — хватило.
Но видимо, Гаер тоже не смолчал.
А Юга всегда был скор: на слова, на дела, на расправу.
Выпь выдохнул через теснившую грудь боль. Поднялся, лег локтями на борт корабеллы, оглядывая новый Хом и катая в руке эдр.
Не так далеко виднелась плоская черноспинная дорога, по которой дружно и вразнобой пролетали дальние родственники тахи — мускулистые, шумные, крепко пахнущие.
Выпь проверил, плотно ли сидит новый браслет и махнул через борт на «руль высоты». Навстречу Хому Кинтара.