Восстановление Земли заняло не так уж много времени, истинные хозяева шаров-роботов так и не показались, как видно они праздновали труса.
Без труда, неведомые мне инопланетяне пожертвовали своими роботами, но вот что странно, кресло пилота, в котором я сидел, в точности повторяло контуры человеческого тела, а робот беспрекословно слушался любых моих приказов.
Выполнив миссию по спасению планеты, я велел роботам отнести меня в ангар или в гараж, одним словом, в то место, где эти шары были до начала потопа.
Крыша у моего шара мгновенно закрылась, и мы, в несколько секунд преодолев расстояние до Северного Ледовитого океана, нырнули в пучину. Через несколько коротких мгновений зарылись под дно океана и вынырнули в блестящем широком туннеле, а после, пролетев по туннелю, оказались в громадном отсеке, где было полным-полно шаров-роботов.
Крыша открылась, мой шар замер у самого пола. Я вышел, соскользнув вниз, огляделся. Тишина давила мне на уши. Пошел, оглядываясь и думая о встрече с инопланетянами, которые наверняка находились где-то, тут же.
Но светлые просторные коридоры, жужжащие и мигающие лампочки, звук капель изредка стучащих где-то вдали, вот и все, что я увидел и услышал. Давно уже я покинул ангар с шарами, давно уже бродил где-то непонятно, где и даже придя в полное отчаяние, выкрикнул пару раз:
– Люди! Где же вы, люди?
Но так никого и, не встретив, забрел в некое помещение, где все было мертво, но едва я вошел, ожило. На огромном экране я увидел людей и гигантские корабли, взмывающие в небо. Планету, охваченную огненными бурями и Землю с громадными динозаврами. Увидел битву с истинными хозяевами планеты – рептоидами, которые использовали динозавров в качестве домашних зверушек.
Увидел, да много всего, увидел и понял, что этот корабль наш, а рептоидов где? Не знаю! Полный смятения, я выкрикнул команду:
– Оживи! Включись!
Вспыхнули в полную силу лампы в коридорах, раздалось мерное гудение гигантского корабля.
Я продолжал:
– Настройся на мою волну. Слушайся только меня!
Корабль согласно затрясся мелкой дрожью.
– Никому, кроме меня, не подчиняйся! Главное, я запрещаю тебе слушаться врагов людей – рептоидов, никаких кораблей рептоидов не принимать!
Я знал, конечно же, как знает всякий человек, что рептоиды продолжают жить на Земле, таясь под водой и под землей.
– А теперь слушай мою команду. Взлетай!
Корабль ринулся вверх. Я упал на пол. А после увидел голубое небо и тихие волны океана у меня под ногами. Стены, пол, потолок продолжали существовать, но сделались прозрачны.
Корабль я доставил в Москву, где уже успели объявиться президент с чиновниками.
Мое появление вызвало настоящий фурор. Красной площади для приземления было бы маловато и, выбрав обширное поле за городом, я разрешил кораблю сесть. Снаружи, корабль выглядел так себе, проведя столько времени под океаном хотя и Ледовитым, он оброс кораллами, но восстановлению подлежал и, подчиняясь моим приказам вскоре, начищенный до блеска роботами-шарами принял первые группы русских ученых, потрясенных таким подарком судьбы.
Я же скромный миролюбец стоял в сторонке от центральных событий, зная впрочем, что корабль будет слушаться только меня и, стало быть, пилотировать его, если понадобится, буду тоже я. Вот только бы отыскать рептоидов и выяснить, не они ли виновны в состоявшемся потопе, ведь кто-то все же был виновен, но кто? Вот в чем вопрос?
Русский вопрос
На требовательную трель дверного звонка вначале отозвался кот. Он тяжело спрыгнул с подоконника, где грелся под жаркими лучами весеннего солнышка посреди горшков с геранью. Кот потрусил к двери, остановился, наклонив голову, внимательно прислушался. Он услышал, как кто-то нетерпеливо перебирая лапами, обтирает косяк двери и дышит тяжело, сипло.
Вслед за котом к двери пришел старик. Не открывая, вначале заглянул в дверной глазок и отмахнулся, скривился в брезгливой гримасе, а потом, не скрываясь, зная, что из-за двери услышат, прошаркал обратно в комнату, лег на диван, повернулся к стенке и с головой укрылся шерстяным пледом.
Трель повторилась, еще и еще раз. Потом кто-то прижался губами к замочной скважине и требовательно прорычал:
– Открывай, не то хуже будет, старый хрен!
Дверь пнули. Трель повторилась. Старик все также неподвижно лежал на диване, а кот сидел перед дверью. Коту эта сцена была весьма знакома. Он точно знал, кто торчит на лестнице. Посмотрим и мы.
За дверью стояла женщина лет тридцати. Хотя, нет, впрочем, ей можно было бы дать и больше. Лицо у нее было кирпично-красного цвета, опухшее. Маленькие злые глазки были налиты кровью. Но толстые щеки нарумянены, нос вымазан белым, а разбитые в кровь лиловые губы накрашены почему-то черной помадой.
Выражение ее лица поминутно менялось так резко, от вполне удовлетворительного к некрасивому и озлобленному, что создавалось впечатление, будто кто-то невидимый передергивает затвор винтовки, а пьяница реагирует весьма буйно и бурно. Женщина без остановки еще и содрогалась всем телом. Голова у нее тряслась, щеки дрожали. А грязные пальцы, которыми она царапала дверь, без конца сотрясались и выбивали дробь сами по себе, без участия хозяйки.
Она опять прижала губы к замочной скважине и угрожающе прорычала:
– Отвори, батя, отвори, не то хуже будет!
И слыша в ответ тишину, пнула дверь и, вдруг, выдала номер. Она не заговорила, а завизжала, пулеметом выплевывая залпы не слыханных ругательств без запятых и без точек. Ругань предназначалась отцу.
Соседняя дверь скрипнула, на лестницу вышел толстый мужик в спортивном костюме. Он сразу же, без перехода, голосом привыкшего командовать, человека, потребовал прекращение скандала. Женщина не смущаясь, повернулась к нему и потоки грязной ругани без остановки посыпались уже в сторону соседа. Сосед втянул голову в плечи, побагровел, а потом, взял да и выкинул руку, ткнул кулаком прямо в лицо обидчице. Сразу наступила тишина. Ругательница смолкла, но от удара не упала, а только пошатнулась и стояла так, таращась диким бессмысленным взглядом.
Сосед, не оглядываясь, тут же отступил обратно в квартиру и дверь захлопнул, он знал, что теперь-то она уже наверняка уйдет.
Но Маринка, а пьянчужку звали именно так, не ушла, а вспыхнув мстительной улыбкой, задрала юбку, спустила штаны и напустила лужу прямо на площадке, под двери квартиры своего отца и соседа.
Почувствовав запах мочи, кот чихнул, повернулся и торопливо вернулся обратно к своим гераням, под лучи солнышка, греться. Старик все также неподвижно лежал на диване, носом к стенке. Он уже давно, без притворства, спал, вымотанный и высосанный пьяницей-дочерью до изнурения.
– Краше в гроб кладут! – шептались про него соседи и провожали сочувствующими вздохами, когда он трогался куда-нибудь из квартиры. В свои шестьдесят пять лет он выглядел на все восемьдесят, а то и на девяносто.
Старик в последние годы совсем сдал, весь поседел, сделался мнительным и странным, в простом вопросе, обращенном к нему, скажем, прохожим, вознамерившимся узнать, как найти ту или иную улицу, ему слышалось оскорбление. Он очень похудел, потому что забывал поесть. Часто, он совсем не помнил о присутствии людей и, идя по многолюдной улице, разговаривал сам с собой, жестикулируя руками и кивая.
Когда соседи заговаривали с ним, он недоверчиво и подозрительно в них всматривался, стараясь рассмотреть насмешку, а не находя, все равно затаивал обиду и разговаривал холодно, отчужденно.
Толстый сосед в спортивном костюме, тот самый, кто дал в зубы Маринке, жалел старика и часто обсуждал поведение его дочери со скамеечными старушками. Отставной полковник, он привык к четкому распорядку дня, к дисциплине и зарядке по утрам.
Называли соседа уважительно по имени и отчеству, Димитрий Саввич. Дворовые пьяницы, по стародавней привычке всех оболванивать и подгребать под свою гребенку, обзывали его просто Савкой или полковником.
Он переехал в шестидесяти квартирный пятиэтажный дом на самую красивую улицу города Петербурга сразу же, как вышел в отставку. Из окон его дома хорошо была видна Нева и набережная с неторопливыми толпами прогуливающегося туда-сюда, народа. Он наблюдал гуляк и бывало не раз вызывал по телефону наряд полиции, заметив из окна драку или еще какое безобразие.