Старушки зорко следили из окошек и, высовывая нос в форточку, кричали пронзительными, злыми голосами: «А ну, подними бумажку!»
Старушки набрасывались пестрой толпой из цветастых кофточек и легких головных платочков, потрясая сухими кулачками, на дворовых алкоголиков, теснили запинающихся пьянчуг в сторону темного нелюдимого парка и когда алкаши исчезали за деревьями, торжествовали так, будто одержали великую победу над врагами всего человечества.
Птица оглядела двор, конечно и в такой утренний час вполне можно было обнаружить одну-две старушки, хлопочущих над клумбами ярко-оранжевых бархатцев. Клумб вообще виднелось великое множество, летом стену дома увивали еще и вьюны, цепляющиеся от балкона к балкону, создавая впечатление безусловного единения дома с соседним темным парком, буреломам которого могли бы позавидовать тропические леса Амазонки. Невиданное количество цветов, беспрестанно выращиваемых старушками, привлекали пчел и шмелей, изредка потому с кусачими насекомыми шла нешуточная борьба и по ночам от топота и криков на чердаке, где обнаруживалось очередное гнездо, скажем, ос, не спал весь дом. А после, задушенные дихлофосом, жильцы спешно покидали свои квартиры, чтобы гудеть над проблемой, на свежем воздухе.
Но старушки развивали свою активную трудовую деятельность не только во дворе, их чрезвычайно раздражал заросший чертополохом и бурьяном, темный парк по соседству. Откричав про советские субботники, когда каждую весну и осень парк усилиями многочисленных комсомольских бригад приводился в порядок и не получив должного отклика у вечно занятых жильцов среднего поколения, старушки сами принялись за дело.
Утро они посвящали цветочным клумбам, а день и вечер темному парку. Треск и стук тогда стоял великий. Потревоженные алкоголики оставляя насиженные пеньки вынуждены были сдавать позиции и отступать.
Парк был огромен. Во времена молодости старушек, первый секретарь городского комитета КПСС велел в парке проложить множество дорожек, заасфальтировать и предложил молодежи со своих двоих пересесть на велосипеды.
Электрики, над дорожками протянули провода, навесили цветных фонариков, создавая атмосферу постоянного праздника. Зимой фонарики продолжали светить, потому, как поверх дорожек была накатана твердая лыжня.
Обнаружив потрескавшиеся от времени, асфальтовые дорожки под упавшими от старости, деревьями, старушки издавали такой восторженный рев, что мохнатые гусеницы падали с зарослей крапивы.
Птица тоже принимала участие в чистке парка, организовывала студентов своего университета и хотя проучилась без году неделя, имела эффект бомбы. Ее зажигательная речь, а главное, информация о цветных фонариках и асфальтовых дорожках понравились молодежи настолько, что студенты ринулись в бой. Старушки встретили подмогу радостным гомоном.
Слухи по городу распространяются быстро, таким образом, идея о цветных фонариках и велосипедных дорожках вдохновила на трудовой подвиг студентов технических вузов и физически активных учащихся театрального института.
А, когда на помощь молодежи пришли еще и школьники, которых организовали неравнодушные к проблемам города директора некоторых школ, власть имущие в лице мэра и губернатора, наконец-таки обратили внимание на интересы горожан.
Вслед за тем, появилась спецтехника и многочисленные рабочие в оранжевых комбинезонах принялись помогать решительно настроенному населению.
Асфальтовые дорожки замостили заново. Над дорожками протянули провода и навесили цветные фонарики.
Власти города расщедрились, понаставили по всему парку скамеек, чему несказанно обрадовались городские алкаши, пеньков ведь больше не существовало. Возле скамеек обязательны стали урны с мусорными пакетами и дворники с метлами. Но старушки не доверяя особо нынешним властям, как известно зарекомендовавшим себя не самым лучшим образом, каждый день несли дозор в качестве добровольной дружины. Вооруженные красными повязками на рукавах, где четко было выписано: «Дружинник», со свистками на шее, призванными служить в качестве вызова доблестных стражей порядка, как правило, дремлющих в «бобиках» на входе в парк, старушки воинственно топали с утра до вечера и с вечера до утра, неустанно требуя от забулдыг и гуляк чистоты и порядка.
Таким образом, пропустить убитого маньяка они никак не могли. Заметив группу старушек возвращающихся с дежурства в парке, Птица поежилась, но решительно направилась к ним.
Недоумение
– Но он был тут, прямо тут, – настаивала Птица, указывая место, где остался лежать мертвец.
Старушки недоверчиво качали головами.
– Кто-то убил его! – выкрикнула, в отчаянии что-либо доказать, Птица.
Полицейские, два неторопливых упитанных мужичка в форме, придирчиво осмотрели чистый асфальт.
– Шел дождь, – напомнила Птица и протянула полицейским перочинный ножик.
– Лезвие чистое, – заметил один полицейский.
– И маленькое, – сказал другой.
– Таким ножичком даже хлеба нарезать не удастся, – высказался первый полицейский.
Старушки молчали и шарили по кустам в поисках улик.
– Вы считаете, я сошла с ума? – сухо поинтересовалась Птица у стражей порядка.
– Не считают! – вмешалась тут одна старушка, держа двумя пальцами огромный кухонный нож для разделки мяса.
Длинное лезвие и черная рукоятка были покрыты багровыми пятнами. Вот это да, убийство в темном парке! Уж чего-чего, а убийств, здесь, не бывало. Драки между алкашами, изредка сексуальные домогательства и то со стороны эксгибиционистов, выбегающих к пухленьким дамам решившим похудеть за счет утренних и вечерних пробежек. Эксгибиционистов при этом не смущали облака настырно жужжащих над ухом, комаров. Маньяки любили спортсменок и выпрыгивали из кустов всегда с распахнутыми плащами, под которыми ничего не было, кроме бледных, заросших волосами, тел. Но и только, дело заканчивалось истеричным визгом растревоженных отвратительным зрелищем, женщин и поспешным бегством, сексуально озабоченных, мужиков.
Иногда, на эксгибиционистов устраивали засаду старушки и преуспев в деле поимки, тащили «преступника», а то и нескольких «преступников» в участок, который, по старинке, упорно называли отделением милиции. Таким образом, все «маньяки» были известны стражам порядка.
Смекнув что к чему, вместе с парой особенно активных старушек и Птицей, как главной свидетельницей, полицейские объездили на «бобике» адреса всех известных эксгибиционистов.
К полудню вернулись в участок подвести итог. Без сомнения, все маньяки были живы и здоровы. Получается, на Птицу напал новый, никому не ведомый преступник и другой, никому не ведомый преступник его убил?! Полицейские смотрели на Птицу с сомнением, но старушки поддерживали девушку, твердо считая, убийцу равно, как и убитого, непременно надо отыскать. Это не дело бояться неизвестно кого, шныряющего неизвестно зачем, в любимом всеми, городском парке.
Но пока суть, да дело, холодное орудие было отдано на экспертизу, а в парке развернулись следственные действия.
Вечером, после дотошного допроса, уставшая Птица добрела в обществе старушек, до дома.
– Мы будем тебя встречать из университета и провожать до дверей квартиры, – торжественно пообещали старушки.
А мать уже успевшая ободрать старые обои на кухне, спросила:
– Ты купила хлеба?
Птица отрицательно покачала головой.
– Значит, будешь ужинать без хлеба! – категорично решила мать. – Ужин, в кастрюле, на плите!
Отец что-то пробормотал из родительской спальни, как всегда выпивший, скорее всего, выклянчил у матери, на бутылку красненького.
Птица устало сидела на кровати, на коленях у нее была тарелка с рисовой кашей, а в мыслях сплошной хаос и недоумение.
На улице, между тем, сгущались сумерки и птицы, звеня прощальными криками, разлетались по гнездам. Елена взглянула на окно, прикрытое прозрачной, кружевной занавесочкой и вздрогнула, на нее пялился окровавленный мертвец.