…Помню приехал в отпуск и рубил дрова на зиму. Вдруг
приходит Геннадий Николаевич. Меня сразу же поразили его
глаза и уши. Веки не удерживали горе. Я физически ощутил, что
оно не умещается в его теле, голове и через глаза выбрасывается
наружу, обволакивая меня, топор, дрова, сарай… Нет-нет, не
слёзы! Глаза были не просто сухие, а пылающие, раскалённые.
Несмотря на скромные физические данные подводник Першин
слёз не любил. SOS кричали глаза.
Валерий Варзацкий
Что касается ушей, то я давно заметил, что у людей
неизлечимо больных они видоизменяются. У каждого по-своему,
но становятся другими. Всегда задиристо-жизнерадостно
оттопыренные почти под 90 градусов к голове «локаторы»
Геннадия Николаевича скукожились, увяли. Стеснительно
улыбаясь он сказал:
- Ты знаешь, Валерка, какая-то хренотень ко мне
прицепилась. Всё оттого что мало водки стал пить. Болит и
болит, а врачи-костоломы говорят пить вообще нельзя… У тебя
же в Одессе знакомых много, может показать меня хорошему
специалисту?
- Вы меньше прислушивайтесь к этим болям. Вон в
Оренбурге молодой женщине, преподавателю с нашей кафедры
признали рак. Ну и что? Принимала какие-то лекарства. Хотели
делать химию. Она плюнула на всё, вышла на работу и вот уже
три года вкалывает с утра до вечера, – врал я.
- Главное – внутренний настрой на борьбу. Вы же боец,
Геннадий Николаевич!
Не помню, какие еще слова я нашел, чтобы ушел он
умиротворенным, с надеждой.
Пусть простит меня на том свете Наташа Халина, которая
действительно, почувствовав себя лучше, рынулась на работу…
Улучшение у таких больных в большинстве случаев бывает
временным. Честно скажу не помню, то ли она умерла к моменту
нашего разговора, то ли сбежав из больницы, еще лежала у себя в
квартире ни кого не впуская.
Успокаиваю себя тем, что моя ложь была во благо и
несколько мгновений надежды хотя бы чуть-чуть облегчили
страдания человека.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
В последний раз видел Геннадия Николаевича за
несколько недель до его смерти. Тётя мыла пол в комнате, где он
лежал. Увидев меня, радостно засуетилась, не зная, куда усадить
дорогого гостя. Геннадий Николаевич, совершенно высохший,
сидел на кровати, подпёртый подушками и ожидал приезда
«Скорой» со спасительными обезболивающими уколами. Улучив
момент, когда тётя отвернулась, изобразил на лице мину в
переводе на слова звучавшую бы, как «Хана мне…». Даже на
пороге вечности старался не расстраивать тётю.
Она прожила свой земной срок по-человечески правильно,
понятно, логично, предсказуемо, всегда стараясь быть нужной,
ни в коем случае не стать обузой. И смерть свою приблизила, не
изменяя жизненным принципам.
Я находился в большом запое и недели две не появлялся к
ней. По всем признакам пьянка ещё должна была продолжаться,
и утром таки опохмелился в компании собутыльников. Ещё были
деньги. Пришёл домой, поспал. Потом вдруг что-то буквально
выбросило меня из кровати и я почти побежал, обливаясь
алкогольным потом, на Пионерскую 3, где она жила.
Тётя лежала на диване в состоянии, подобного которому я
у неё никогда не наблюдал. На полу валялось несколько
таблеток:
- Що, плохо тобі?
- Ой, погано! Піди позви Люду…(соседку-медсестру).
-А давно так погано?
-Та це ж я взяла и випила всі таблєтки…
- Нащо ж ти їх випила?!
- А щоб не мучиться и вас не мучить…
Люда прибежала и оцепенела от ужаса:
- Їх же нада було пить по пів таблєтки в день!
Валерий Варзацкий
Вызвали «Скорую», начали давать пить воду с
марганцовкой. Как провинившийся ребёнок глазами, полными
надежды, посматривая на нас послушно глотала воду. Когда
приехала «Скорая» самостоятельно, быстро собралась и, держа
меня за руку, почти побежала в машину. Очень испугалась
смерти.
В больнице по высоченным ступенькам у входа
карабкалась без моей помощи. Спешила… Прибежала Майя.