общежитий. Был период, когда комнату в общежитии №4, в
которой жил «Храм», расселили за нарушение режима. Женька
попал к нам. Внешне напоминал Высоцкого, балагур, но не
бабник, родом из Тирасполя, вино предпочитал сухое. Пустые
бутылки, страхуя опального, ежедневно выносил я. В Ленинграде
наши «питейные» пути почти не пересекались - и вдруг такая
встреча!
Решили выйти в город, «плотно затариться», с запасом в
дорогу, затем «по-человечески» отметить окончание практики.
Выходим, а они топчуться у входа с чемоданами. Одна
черненькая, улыбающаяся, смелая. Другая - медлительная
шатенка с чертиками в глазах. Короткие стрижки и юбки.
Подружки – абитуриентки. «Семечки» для балагура «Храма».
Раз – тащим чемоданы. Два – идем вместе на рынок. Три –
сидим за столом.
Девочки из Вологды. Чистые создания против матерых
одесситов. Нахально разливаю вино всем по-полному. Никакой
реакции. Женька «толкает» нецензурный тост. Проходит. -
Валерий Варзацкий
Третий, «За тех, кто в море!» - коллективно стоя. А «на
брудершафт»?! Запросто!
Черненькая, Нина, молниеносно продевает правую со
стаканом под мою, левой охватывает меня за голову и, не выпив,
вонзает язык в мой изумленный рот.
- Неправильно! – кричит «Храм». – Делайте как я!
Целовались. Наливали. Сели на кровати, Полезли под
юбки. Засуетились. Забыли, что малолетки. Почти пропали.
- Минутку внимания, - тихий, гипнотизирующий голос
женщины – птицы из кинофильма «Садко».
С трудом отклеиваюсь от медовых губ Нины, оглядываюсь
и… одесские «понты» залезли в задницу. Розовые соски на фоне
ватмана ещё детского тела светились победно, но отрезвляюще.
Шатенка стояла на столе в грациозной, невиданной мною до того
в реальной жизни позе, подобно Венере Ботичелли,
целомудренно прикрывая место зачатия детей длинными
пальцами. Профиль Храма, с торчащими усиками и отвисшей
челюстью, снизу-вверх созерцающего партнершу, вызывал
неудержимый смех. Я прыснул, пробормотал: «Ничего себе!».
Хотел еще что-то добавить для самоутверждения, но не успел.
Зрелище заслонила голая попа Нины, рванувшейся из-за моей
спины, по узкому проходу между кроватями. Профессионалки!
Как слаженно, быстро они работали. Ценю и преклоняюсь.
На столе танцовщицы напрочь забыли про нас и лишь
эпизодически вспоминали друг – друга, обмениваясь улыбками
между невероятными изгибами, змеиными движениями рук,
бесовщиной игры полушариями бедер. Без музыки, с закрытыми
глазами исступленно отдавались кому-то далекому.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Спустя годы понял: они ведь тогда довели себя до оргазма!
Иначе чем объяснить, что мы с Женькой не могли стянуть голых,
обливающихся потом «стриптизёрш» со стола. Сопротивлялись,
продолжали судорожно извиваться, имитируя движениями таза
секс. Вдруг обмякли и по-очереди скатились на грязный матрац.
Теперь уж мы им точно были не нужны.
Думаете, нам не хотелось, когда они лежали рядышком,
раздвинув ноги, без преувеличения, во всей красе? Ошибаетесь.
Более того, скажу вам по-секрету: я через несколько лет
специально приехал в Ленинград, поселился в комнате для
приезжих этого общежития, обошел все(!) комнаты, но ни то, что
Нины – никого из города Вологды не нашел. Так мне хотелось.
Такая енергетика перла от этих толи лесбиянок, толи
бисексуалок, что мне и сейчас, как вспомню, хочется тотчас
мчаться в Питер, на Васильевский остров.
Ройком комсомола
Распределился в июне 1973 года учителем истории и
обществоведения в Кузнецовскую среднюю школу Доманёвского
района Николаевской области. Село Кузнецово находится в 12-ти
километрах от печально известной всем евреям мира Богдановки,
упоминающейся в материалах Нюрнбергского процесса. Там
фашисты уничтожили около 60-ти тысяч евреев. Я родился и
вырос в еврейском местечке Доманёвка, где тоже расстреляли 18
тысяч евреев, в основном из Одессы. Думаю, что какая-то
частица еврейской крови есть и во мне. Бабушку звали Евгения