Иосифовна, деда – Яков Владимирович
Не важно, есть ли кровь или нет, но детство прошло в
окружении еврейских мальчишек, в еврейских домах, где всегда
Валерий Варзацкий
вкусно пахло еврейскими блюдами, а старики говорили между
собой на непонятном нам языке. От них, еще ребенком, я
услышал о Богдановке. Поэтому, первое, что сделал в качестве
учителя истории и классного руководителя, – повез свой класс в
Богдановку, поклониться праху невинно убиенных.
Поработал до декабря и, по переводу, «рекрутирован»
инструктором отдела пропаганды и агитации райкома партии.
Почти полгода, от выпускного до райкома, не пил. Признали язву
двенадцатиперстной кишки.
В «пропаганде» задержался недолго – до марта 1974-го.
Избрали вторам секретарем райкома комсомола. Пошел, по
терминологии орготдела, «на укрепление».
О том, что «комсомол» (аппаратные работники всех
уровней) крепко дружил с пьянкой, ни для кого не секрет и
ничего принципиально нового в изучение вопроса я не внесу. Но
ведь и цель такая не стоит. Цель - показать свое личное участие в
конкретных мероприятиях. К тому же, в каждом райкоме, обкоме
были свои, только им свойственные формы колективного пития.
Мой жанр оригинальный – «алкогольное краеведение». Тут-то
«белых пятен» предостаточно.
Все началось сразу после отчетно – выборной
конференции. Члены бюро райкома партии, вновь избранные
секретари райкома комсомола собрались в большой комнате
помещения, расположенного во дворе «верхней» «Чайной» по
улице Кирова. Никогда бы не подумал, что там есть такое
укромное местечко…
Ночь. Слякоть. Холодный мелкий дождь. Настроение
паршивое. Менять райком партии на «комсомол» не входило в
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
мои планы. Планы?! Дурак! Какие планы могут быть у «винтика»
партийной машины?! Впрочем, то были только «цветочки».
Кроме меня, как оказалось, все бывали в секретной
комнате раньше. Партбоссы рассаживались по-хозяйски, по
ранжиру. «Комсомол» - в конце стола. Первый тост – первому
коммунисту района.
Я, хоть и поработал несколько месяцев в штате райкома
партии, никакие застолья с колегами не посещал, так как лечил
язву. Тут мне сразу налили сто грамм. Лихорадочно запрыгала
кардиограмма мыслей: пить или не пить? Выручил «первый»,
рассказав в качестве тоста фирменную легенду передававшуюся
аппаратчиками из поколения в поколение. Согласно ей,
вышестоящий руководитель (называли Хрущёва, Брежнева,
Щербицкого, первого секретаря обкома) обнаружил, что за
столом кто-то не выпил. Тотчас вынес недвусмысленный
вердикт: «Тот, кто не пьет, или сильно болен или большой
подлец!».
Клеймо
предопределяло
незавидную
судьбу
отщепенца. Намек я понял и выпил, желая остаться в системе
круговой поруки.
Перерывы между тостами были небольшие. Каждый
старался понравиться «первому». Выходили покурить по
очереди, не прерывая процесса застолья. Теплый воздух
помещения расслаблял, становилось по-семейному уютно,
радостно. Все казались добрими, дружными. Последний удар
Змия пропустил, не заметив, на вершине блаженства.
«Вышел из нокаута» в темном переулке, ведущем к дому
коллеги по новой работе. Оба в пальто, без головных уборов. Она
– спиной на мокром асфальте. Я – сверху. Целуемся. Голос над
головой: «Вставайте!». Голос знакомый – заведующего
орготделом райкома партии, тоже участвовавшего в застолье.
Валерий Варзацкий
Какого черта он тут оказался? Замираю. «Ну как хотите», -
пошел, пошатываясь, дальше. В темноте, пьяный, не узнал. Так
начинались райкомовские годы.
На банкете после конференции впервые не то, что осознал,
каким-то животным чутьем понял: иная пьянка. Не такая, к какой
привык. С ощущениями разобрался этак через полгода.
Определил что новая, как коктейль, смешана с властью. Властью