валялись в постели, но секса не было. Врадиевский район -
соседний и палатки наши оказались по-соседству. Выпив,
переполз к их костру. Приняли радушно, тем более что с
заведующей сектором учета Валей Калкутиной росли в
Доманевке. Пели, танцевали, много пили. Поразил какой-то
надрыв, безудержное веселье девчат.
Назад мы уехали раньше, а они задержались.
«Догуливали», - рассказывала потом Лида. Ехать то недалеко,
ближе чем нам, думали - успеют до темноты.
Не успели. «Газик» перевернулся. Валя погибла. Лиде
ампутировали руку.
Жуткая, резонансная трагедия (кроме Вали погибли еще
сотрудники), прямое следствие пьянки, повергла меня в
сильнейшие нравственные муки. Я не любил Лиду. Никаких
планов не строил. А она? Может она меня любит? Лежит в
Николаеве без руки, убивается, что теперь никому не нужна.
Калека, не местная, родом с Западной… Боже, но какой мой
статус? Сталкивались 3-4 раза до этого. Один раз я без
предупреждения зимой поехал во Врадиевку. Не застал.
Поселился в гостинницу и целую ночь, через каждый час, бегал к
дому, где она квартировала. Приехала или пришла только утром.
Где была – не интерисовался. Говорю без намека, что кто-то у неё
был. Был да и был. Ну не любил я ёе.
Валерий Варзацкий
Ломало меня ехать в Николаев, ох, как ломало! Все же
совесть мучила – не по-человечески получается. Поехал.
Вышла в коротком домашнем халатике, улыбающаяся.
Казалось, что рука есть, просто прижата к телу под халатом.
Огромные глаза заботливо изучали меня, вроде беда случилась со
мной. Стало невыносимо стыдно за свою трусость. Нашла какие-
то слова, тон сразу успокоившие горе-ухажера. «Не бойся, мне от
тебя ничего не нужно. Я сильная, я выстою», - без слов
передалась мысль.
Перегрузка от собственного ничтожества припечатала мою
задницу к доскам скамейки, согнула дугой хребет так, что
трясущаяся челюсть почти касалась колен, когда мученица
бесстрастным, тихим голосом исповедовалась мне о своем горе.
«Газик» до брезентовой крыши был забит вещами.
Водитель, хоть и гулял со всеми, но пьян не был, иначе вряд ли
успел бы выскочить, когда машина переворачивалась. Она сидела
впереди, рядом с водителем. Рука оказалась прижата рулем к
земле. Видела, в свете какой-то лампочки, почему-то горевшей
перед местом водителя, как раскаленное масло из двигателя
капало на руку, волдыри лопались, пахло жареным. Боли небыло.
Девочки под задним мостом и матрацами, на которых
сидели при отъезде, вначале сильно кричали, звали мам, потом
выли почти как собаки, задыхаясь. Что делал водитель, как ее
вытащили, толи она не говорила, толи я не запомнил, сраженный
подробностями мук.
Говорят, что в таких ситуациях надо оптимистически
врать. Они верят. Я же молчал, перепуганый, заставляя ее
заполнять неловкие паузы. Выручая меня, пыталась подшучивать
над собой, а я подло искал повод для бегства.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Встретились лишь через год, вновь на пленуме в Крымке.
Пьяный, гладил протез, она, хмельная, неузнаваемо смелая
обольстительно смеялась:
- Что ты его гладишь? Не можешь погладить другое место!
Впервые в жизни я не смог.
Удивительно, но тоска по Лиде пришла спустя годы.
Только тогда, когда выпил тонны спиртного, настоянного на
горе, дошло, какую трагедию сотворила пьянка с этим светлым
существом.
Пытался найти следы. Многое и всякое говорили. Бросил,
передумав ворошить прошлое.
Второй обкомовской традицией было посвящение в
должности новых кадрових работников обкома, горкомов,
райкомов,
освобожденных
секретарей
комсомольських
организаций с правами райкома.
Структура комсомольской бюрократической вертикали
объективно предполагала кастовое обособление. Связано это
было со значительно большей, чем в отделах райкома партии,
качественной разницей круга должностных объязанностей.
Например, все отделы райкома партии рабо тали с одними и теми