теоретически допустить что «взял» - завтра будет знать весь
город. В случае опасности – на закланье отдадут «чужого».
Собственно, для этой цели я им и нужен-то, прежде всего.
«Чужими руками жар загребать».
Но дела мои не лучше, после разговора с юристом, если
«не беру». Фактически он предъявил мне ультиматум: или ты
«берешь» и работаешь или никаких гарантий относительно
продолжительности пребывания во враждебно настроеном
коллективе нет. После разговора я обладаю важной
компроментирующей информацией и превращаюсь в реально
опасного человека. «Кто не с нами, тот против нас»
«Только долго не думайте. Народ волнуется…» - зловещим
рефреном повторяла память. «Народ» - это кто? Наверное, те, от
кого он пришел? Поскольку все повязаны, то и ректор тоже?
Конечно! Без него тут ничего не решается. А родственники на
всех финансово – хозяйственных местах мне сразу «упали в
глаза». И личности, выходящие из кабинета. И фраза, сказанная
при знакомстве: « У нас тут бомжи – бывшие офицеры. За
бутылку водки – любого «уроют».
Валерий Варзацкий
Понял, что не усну. Поднялся. Налил водки. Первый раз в
жизни, «в одиночку», цедил по своих 30 грамм до утра (за всю
жизнь именно водку один пил считаные разы), десятки раз
«прокручивая» возможные, надо сказать, немногочисленные,
однообразные сценарии дальнейших действий.
Водка закончилась. Сценарий остался один – «смыться» в
Доманевку. Что я и предпринял не медля. Даже не написал
заявления на увольнение, не забрал трудовую.
Купив бутылку «крепляка» и печенья в дорогу, радуясь
принятому решению, «отключив» прошлое уехал в будущее.
Пустой дом встретил нежилым холодом. Мама умерла.
Квартирантов незадолго до этого с трудом вытолкал.
Выработанный годами «рефлекс на Доманевку» требовал
«захмелить» толпу и упиться до бесчувствия самому. Раньше
заезды, в силу множества причин (скорее всего, просто не
«созрел») не превращались в запой, личные характерные
признаки которого я описал выше. Теперь же после первого дня
дома (второго «пьяного») я, совершенно свободный от работы,
помчался утром испить пивца в бар напротив почты. Когда была
работа я быстро пил пиво и спешил, брызнув в рот освежителем,
в её дисциплинирующее лоно. И даже когда шлялся безработным
по злачным местам Одессы что-то мешало скатиться в запой. А
тут вдруг сладостно, упоительно – непринужденно покатился…
Первый раз. Зимой 2000 года.49 лет от роду.
Обычные пьянки и запой – небо и земля. Все без
исключения запои могли иметь фатальный конец. Не только и не
сколько от количества влитого, а от сопутствующих
обстоятельств, о которых знаю по рассказам очевидцев. Сам не
помню – был в режиме «автопилота».
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Кроме возможной «крышки» запой, «выход», очередная
адаптация, клятвы, оправдания, извинения, стыд, непоколебимая
уверенность что «больше никогда» наносят непоправимый удар
по нервной системе. Да-да, непоправимый, потому, что я не знаю,
как можно вылечить нервы. Может быть вы знаете?
Кстати, чтоб не забыть, выйдя из своего первого запоя, я
поехал за трудовой книжкой, думая, что меня уже уволили с
«волчьм билетом». Оказалось – нет. Начали уговаривать
остаться. Я не согласился, забрал трудовую с формулировкой «по
согласию сторон» и был таков. А через года два ректора и еще
нескольких посадили… Вот так первый запой сыграл несколько
косвенную, но позитивную роль в моей жизни.
Кое о чем из «запойного» хочу рассказать». Самую
малость, чтоб не бередить душу.
5 апреля 2001 года мне исполнилось 50 лет, а уже 7-го,
полупьяный, я вывалился на Киевском вокзале Москвы, куда
прибыл с важным производственным заданием от новой
«фирмы».
Не дали тут же ударить по «Жигулевскому», подхватили,
увезли, напоили родственники жены. На следующее утро
официально уехал «по работе».
Оказался у кровного брата Толика Липовецкого, которого,
если помните, спас от потери крови, дотащив до «Скорой», после