— Бабок не получишь, у нас их нет, — сказал я. — Но зато получишь вот это! — Я схватил ее за сиськи и так впился губами в ее губы, что она чуть не задохнулась.
— Ну погодите, козлы! — крикнула Ракель, вылезая из машины.
— За всех, ваше здороувье! — крикнул гринго, расплываясь в улыбке. — За вас, пьянист!
Хавьер поблагодарил его взглядом, не снимая рук с клавиш и переходя в этот момент — возможно чтобы потрафить новому посетителю, — к «As time goes by»[14]. Этот блюз всегда вызывает в памяти Богарта в макинтоше, в шляпе, сдвинутой на лоб, с сигаретой во рту... Он смотрит, как взлетает самолет, навсегда увозящий от него красавицу Бергман, которая даже не взглянула на него в последних кадрах «Касабланки»... «You must remember this, a kiss is still a kiss...»[15] — напевает сияющий гринго.
— Вы завтра придете? — спрашивает меня вкрадчивым голосом старая Рут (хм, теперь моя очередь?). — Я хочу показать вам кое-что интересное, раз вы имеете дело с кино.
— Если пообещаете не петь «Катари», приду, — говорю я с милой улыбкой, чтобы как-то смягчить свои слова. — А-а, нет, завтра мне рано утром надо ехать в Гвадалахару.
— С женой?
(Ну хитра будто и впрямь знает, что я женат!)
— Нет, — отвечаю. — Зачем брать с собой жену? Расходов в два раза больше, а удовольствий — всего половина!
— Ах вы какой...
— Но в четверг вернусь. Когда у тебя свадьба, Хименес?
Хименес смотрит на меня и вновь опускает голову. Думает, наверное, зачем я при всех назвал его будущую жену шлюхой. Готов поклясться, об этом. И, возможно, уже догадался, что мне очень и очень по душе проститутки и что это ему только на пользу. А что? Мне они нравились не только в юности. И сейчас у меня с ними распрекрасные отношения, когда я уже солидный мужик с брюшком и мой лоб отвоевывает все большую территорию у волос. Короче говоря, на вид вполне приличный человек... Так вот, всего недели две назад я сел в свой «Рено-5» и рванул в Куэрнаваку[16], к приятелю, чтобы взять у него кое-какие материалы для нового сценария. Мне не повезло: никого не застал, как говорится, «поцеловал замок» и решил с досады поехать в Парк, чтобы напиться там в первом же кабаке. Поднимаюсь в «Harry Bar», рядом с дворцом Кортеса, и вдруг вижу: какой-то фараон, сущая обезьяна, чуть ли не волоком тащит молоденькую девочку, ну милашка, прелесть. Она сопротивляется, правда, не слишком, а он хоть бы что. ; Тут я подскакиваю, что тебе рыцарь, и возмущенным голосом:
— Что это значит, сержант? Моя приятельница в чем-то провинилась?
— Здесь не положено этим заниматься...
— Что значит «этим заниматься»? — протестует девица. — Это обо мне?
- Послушайте, сержант, — говорю я. — Вот черт, не взял удостоверение, но, с вашего позволения, я главный инспектор Горизонтального обзора штата а что касается сеньориты — она моя хорошая знакомая!
— Главный инспектор чего? — спрашивает он, ударяя мне в нос застойным духом прокисшего пива.
— Горизонтального обзора, обзора, сержант, — отвечаю я, прикладывая ладонь ко лбу, как это делают люди, вглядываясь в даль. — Вот, возьмите, освежитесь немного. — И вкладываю ему в руку сотенную. — А я, с вашего позволения, сам займусь сеньоритой.
— Конечно, конечно, сеньор инспектор. Раз вы ее знаете, дык нет вопроса. Всего вам доброго, сеньор инспектор.
И ушел довольный-предовольный, гад, гвоздь ему в подошву!
— Ну и что же случилось, детка? Ты, выходит, нарушаешь?
— Я? Да вы что? Я ждала своего друга, и вдруг подходит этот бык, разбойная рожа, и говорит: «Пошли!»
— Ну ладно, теперь тебе нечего волноваться. И вот что: плюнь на своего дружка и поедем со мной.
Мы сели в машину и помчались по улице Морелос, чтобы поскорее выехать на старое шоссе, где, как я знал, есть один маленький мотель, не так чтобы очень хороший, но не из самых плохих. Нет, эту телку я не повезу в «Казино де ла сельва», сказал я себе и, ущипнув ее легонько, надавил на газ. Нам дали очень милую комнатку, изолированную, с видом на глубокое ущелье, заросшее зеленью, и там мы резвились на полную катушку, а после душа я, уже застегивая мою любимую ковбойку, которую надеваю от случая к случаю, спросил, взглянув на нее в зеркало:
— Слушай, детка, а что будем делать с твоим другом сердца?
Она расхохоталась, за ней я, но, оборвав смех, обернулся к ней, сделал сердитое лицо, схватил за сосок и крутанул его, как кнопку у радио.
— Знаешь, деточка, нечего смеяться над другом сердца, имей к нему уважение. Или нет никакого друга сердца?
Она, бедная, завыла и в ответ саданула мне куда надо, молодец, не робкого десятка... От боли я согнулся пополам, но до этого успел заехать ей в зубы. Тогда она набросилась на меня с кулаками. Тут я ее сграбастал, и мы снова упали на постель. Ну а что? Для этого туда и пришли. В конце концов девочка не захотела брать денег и, улыбнувшись, сказала, что я порядочный человек, раз вызволил ее из беды... И перед самым уходом, смущаясь, попросила: