твердо знал, что сон обязательно придет…
К вечеру он проснулся – практически совсем свежий, только в голове еще
немного колотилось дневное возлияние. Он поднялся с кровати и сам
удивился, до чего легко это было сделать. Выпил еще две таблетки от
головной боли и снова лег. Интересно, что делать всю предстоящую ночь?
Ведь уснуть теперь долго не удастся.
Он смежил веки и заставил себя уснуть. Когда-то у него это неплохо
получалось. Но теперь изможденный организм плохо повиновался ему, и сон
не шел. Можно было, конечно, еще принять снотворного, но он где-то
вычитал, что чрезмерное его употребление негативно отзывается, в
частности, на работе сердца.
«Да и что значит «негативно»? – подумал он. – Это ведь смотря какой у кого
организм. Один вон от одной таблетки мертвецки засыпает, а мне уже и две
насилу помогают. Все относительно… Две таблетки на ночь мне, пожалуй,
тоже сегодня не помогут. Ну что ж, значит, выпьем три… А сердце? – снова
подумал он, но эта мысль на фоне общего улучшения самочувствия вовсе не
показалась ему тягостной. – Ерунда! Еще немного медикаментозного натиска
моему моторчику совсем не повредит. Здоровее проснусь назавтра, это уж
наверняка. И я буду не я, если еще хоть раз в жизни возьму в рот хоть каплю
этой гадости!»
Он поворочался еще немного, с полчаса, и посмотрел на часы. Половина
восьмого. Да, идти в ночь, пожалуй, еще рано. Выпьешь снотворное, заснешь
349
– и проснешься опять в половине пятого. Его передернуло от такой мысли, все его утренние похмельные пробуждения в одно и то же время сейчас
казались ему кошмаром, о котором и вспоминать-то не хотелось, не то что
еще раз его пережить.
«Поесть, что ли? – подумал он. Еще часок пройдет, а там можно и на
боковую, в ночь».
Он представил себе жареную колбасу и прислушался к себе. В глубине
желудка что-то едва слышно проурчало. Значит, можно и поесть. Он
поднялся, накинул на плечи старенький халат и пошел на кухню. Порезал
колбасы, снова побросал ее на сковороду без масла. Потянулся было к пачке
сигарет, но почувствовал, что даже курить ему сейчас не хочется. Это
порадовало его, и он стал следить за шипящими кусочками сала,
потрескивающими на раскаляющейся сковороде. Взял ложку, перевернул
каждый кусочек и залюбовался румяной корочкой. Приготовил тарелку,
вилку, выключил плиту и стал выкладывать колбасу на тарелку.
… От внезапного звонка в дверь его рука дрогнула, кружок колбасы, стреляя
раскаленным жиром, сорвался с вилки и упал ему на запястье. Он стряхнул
его и шумно подул на ожог. Раздраженно поставил тарелку возле плиты и
пошел открывать.
«Опять какие-нибудь поборы, - думал по пути. – На консьержа или еще
куда…»
Дважды повернул вертушку замка, рванул дверь на себя – и обомлел. В холе
стояла Зина – растрепанная, тяжело дышавшая, с воспаленными глазами и
свежим запахом алкоголя изо рта. У него даже подумать времени не
оставалось. По хорошему, конечно, следовало бы закрыть перед ней дверь и
никогда ее не впускать в квартиру. Но он так растерялся, что, подсознательно
350
чувствуя свою правоту, не осмелился все-таки отказать ей. Тяжело вздохнул
и, отойдя на шаг назад, спросил негромко:
- Ну, чего тебе?..
Она словно дожидалась его реакции и, заметив его нерешительность, быстро
ворвалась в прихожую и прикрыла дверь, навалившись на нее спиной. Потом
бросилась к нему на шею и, обнимая мягкими, такими родными руками, не
выдержала, разревелась безутешно, крупными слезами. Он чувствовал, как
эти слезы катятся по его щеке, ощущал ее влажное, горячее лицо, слушал
надрывные всхлипывания и понемногу смягчался.
- Да что ты?.. Что с тобой?.. Я уже и не сержусь вовсе, - тихонечко шептал он, нежно поглаживая ее по вздрагивающей спине. – Мали ли чего с кем не
бывает!.. А я тебя ждал, по правде сказать, - ляпнул первое, что на ум
взбрело.
- Правда? – она подняла на него заплаканные, измученные глаза и шептала
без остановки, сквозь слезы: - Я знала, что ты не можешь бросить меня… что
не бросишь меня в беде… Я знала, что ты замечательный, что
справедливый… что на тебя можно положиться в тяжелый момент… И вот…
вот, я к тебе пришла… Помоги мне! – истошно вскрикнула она, снова
уткнулась ему в плечо и заголосила пуще прежнего.
Добряков стоял, как потерянный, и ничего не мог сообразить. Какие-то
глупые вопросы вертелись на языке, но он понимал, что это все не то, что с
ней произошло что-то такое, чему обычные слова не помогут. Но что именно