направился к своему дому.
Вторая пол-литра кончилась уже к полудню. Едва помня себя, он как-то
умудрился дойти до магазина и купить еще две бутылки. О том, что завтра
вечером надо звонить Зине, он уже не помышлял совершенно. Мозги
застилал тяжелый, обволакивающий туман, и только грохот проезжавших под
окнами грузовиков и крики детей в песочнице иногда возвращали его к
действительности. Выпитая поллитра окончательно подкосила его, и он уже
не пошел, а пополз к кровати. Мобильный телефон он еще с утра
предусмотрительно выключил и больше не вспоминал о нем…
389
* * *
Зина, после успешной операции благополучно вышедшая из наркоза и
отдыхающая на удобной койке, не дождалась звонка Добрякова и решила
сама набрать ему в девять часов вечера. «Абонент недоступен», - донеслось в
ответ.
Она набирала его номер еще несколько раз, но с таким же успехом. Потом
подумала немного и связалась с Петей.
- Петя, дорогой, я не слишком потревожу тебя, если попрошу сходить к Егору
и посмотреть, жив ли он вообще. Он весь вечер не отвечает на мои звонки.
- Схожу, конечно, - согласился Петя. – Тебя уже оперировали?
- Да, сегодня?
- И как?
- Все замечательно. Так сходишь?
- Говорю же, схожу, диктуй адрес…
На звонок в домофон ему никто не ответил. С кем-то из жильцов ему удалось
зайти в подъезд. В лифте он поднялся на нужный этаж и дернул ручку
холловой двери. Открыто! Он шагнул в холл, подошел к двери Добрякова и
подавил кнопку звонка. Подождал немного. Никакого ответа. Позвонил еще
раз и снова подождал. Тишина. Тогда Петя осмелился постучать. Сначала
рукой, а когда никто так и не ответил, - ногой. Сперва легко, негромко, потом
все сильнее и настойчивее.
Добрякову в этот момент снова снился Афган. Будто бы он с взводом
разведчиков попал в засаду и вызвал артиллерийский огонь своих на себя.
Снаряды рвались все громче, все ближе, один из них разорвался совсем
390
близко и оглушил взводного. Он вскинул руки к ушам и… проснулся. В дверь
его квартиры кто-то тарабанил похлеще гаубицы. Спал он уже несколько
часов, а потому в состоянии был подняться и проверить, кто там такой
неугомонный. Правда, раскалывалась на части голова, но это ничего. Сейчас
он откроет дверь, все выяснит и с наслаждением запьет весь этот кошмар
свежим, холодным пивком…
Открыл дверь и скривился. Он не любил Петю и жутко ревновал к нему Зину.
- Чего надо-то? – хмуро пробурчал Добряков.
- Да мне ничего не надо, - спокойно ответил Петя. – Просто Зина волнуется и
попросила проверить, как твое самочувствие. Звонит тебе, а ты не
отвечаешь…
- А чего тебя-то послала? Сама прийти не могла?
- Ты, я вижу, совсем не в себе, - невозмутимо возразил Петя. – Зине сегодня
сделали операцию. Куда же она пойдет, сам посуди?
И только тут Добряков все вспомнил! И наказ Зины не пить, и просьбу
позвонить сегодня вечером. Ему стало стыдно, и, не зная, что сказать и пряча
глаза в пол, он забормотал первое, что увязалось на язык:
- Без тебя знаю… Приболел я что-то… А телефон вот разрядился… и зарядка
куда-то запропастилась… Найти не могу… Затерялась…
- А сам-то ты не затерялся? – спросил Петя.
- Но ты!.. Не базарь лишнего! – насупился Добряков.
- Лишнего и не собираюсь, - согласился Петя. – Мне поручили сказать тебе, я
сказал. Счастливо, - и повернулся, чтобы идти.
391
- Э, постой-ка! – спохватился Добряков. – Я ж тебе говорю, зарядку
потерял… Как она? Как все прошло?
- Прошло хорошо, - сухо ответил Петя. – А если ты не можешь позвонить, так
можно ее навестить. Например, завтра. Как раз приемный день.
И он снова повернулся и быстро вышел на лестничную клетку.
«Завтра… завтра… Конечно, завтра и съезжу… - размышлял Добряков,
усаживаясь за стол перед холодным пивом. - Вот поправлюсь сейчас, а наутро
и поеду…»
За этот присест он выпил четыре литра пива, что позволило ему проспать до
утра. Остававшуюся поллитру водки (хватило выдержки) он не тронул.
* * *
Ему снилось опять ужасное: душманы стягивали ему голову средневековой
колодкой для пыток и все закручивали, закручивали веревку…
Он громко застонал, вздрогнул и проснулся. Никаких душманов не было, но
это не приносило облегчения. Голова будто и впрямь побывала в
безжалостных тисках палачей. Откуда-то со дна души мутной тяжестью
поднималось похмелье, дробной трелью колотилось в мозгу, холодным
липким потом прорывалось сквозь поры. Он содрогнулся от озноба, отыскал