Ты уж поостерегись брать-то у нее, слышь?
- Пока что берут у меня,- усмехнулся Добряков и внушительно добавил: - Я
ведь тебе, кажется, говорил, предупреждал не раз: не суй нос в мои дела. А то
не посмотрю, что сосед, - и для устрашения, скорее шутя, он слегка занес
сжатый кулак.
Рюмин съежился, заморгал испуганно и отпрыгнул в сторону.
- Гляди, предупреждали!
Добряков презрительно посмотрел на него и пошел к незнакомке.
- Жарко что-то стало после прохладительного, - томно сказала она,
расстегивая «молнию» куртки. Под ней она была в вязаной кофточке, плотно
облегавшей высокую грудь. Добряков скользнул взглядом пониже. Под
черными лосинами угадывалось гибкое, сильное тело.
«Сколько же ей лет-то? – мелькнуло в голове. – На вид все пятьдесят. Хотя у
таких лицо не паспорт, конечно, скорее свидетельство о смерти».
- Что он тебе говорил, малахольный этот?
- Да так, про прошлые долги, - ушел от ответа Добряков.
- Ты его знаешь?
- Как не знать, сосед мой по площадке.
45
- Повезло тебе! – в ее голосе просквозила ирония.
Добряков это почувствовал и спросил:
- И вы… и ты его знаешь? – и замолчал, не зная, как она отнесется к тому, что
и он перешел на «ты».
Она, казалось, совсем этого не заметила и продолжала:
- Скользкий тип. Все время, как увидит меня, делает этакие сальные глазки и
намеками что-то все лепечет, лепечет. Озабоченный, что ли?
- Да хрен его знает, не вникал. Нужен он мне!
- Такие с удовольствием про других разные гадости распускают. Из мести, что сами обделены, рожей не вышли.
Добрякову был неприятен и сам Рюмин, и разговоры о нем, и он поспешил
перебить собеседницу:
- Да что он тебе дался! Вот, выпей еще, - и протянул одну бутылку. –
Открыть?
- Да уж, сделай милость.
Он открыл поллитру и протянул ей, посмотрел на вторую и тоже открыл.
- Тебе одной хватит? А я с тобой на пару, идет? – неожиданно для самого себя
решил он.
- Хватит, конечно, все равно в универсам идти. Пошли со мной, там и
рассчитаюсь.
По дороге Добряков спросил:
- А почему ты у киоска молчала? Как немая.
46
- А я всегда немая, когда похмелье душит. Мозги не работают, язык не
поворачивается. Нынче утром проснулась в половине седьмого, чувствую: не
могу. Знаю, что надо поправиться, но сил нет совсем. Думаю, пересилю себя, все равно соберусь и пойду, пока сын спит. Он у меня строгий на этот счет, все бережет меня. И только хотела выходить, он тут как тут, будто чуял.
Вытащил мои ключи из замка и не пускает. Пришлось мучиться, пока он
завтракал и собирался…
- Но потом ведь все равно пошла? – перебил Добряков. – Он ведь все равно
узнает!
- Потом пусть узнает. Он, когда я пьяная, снисходительнее со мной. Знает
мою болезнь, жалеет по-своему…
Она замолчала, грустно оборвав фразу.
Ближайший универсам «Все сезоны» был недалеко, метрах в трехстах. Пока
шли туда, допили пиво. Она купила шесть бутылок «Хейнекена» и нарезки
салями на закуску. Уложила все в авоську и спросила:
- Поможешь донести? Тут недалеко.
- Помогу, чего же, - кивнул Добряков, мгновенно почувствовав импульсивные
толчки в области таза. И сразу же приятное тепло волнообразными
приливами заполнило нижнюю часть тела.
«Это же издевательство над собой – воздерживаться третий месяц», -
мелькнуло в голове. И уже уверенно повторил:
- Конечно, помогу, давай.
Перехватил авоську и первым вышел из универсама.
Ее дом оказался почти рядом с домом Добряков. Они поднялись в лифте на
третий этаж. Щелчок-другой ключом, и Добряков оказался в просторной
прихожей. В трех ее стенах имелись четыре двери.
47
«Четырехкомнатная!» - снова удивился он и еще раз посмотрел на случайную
знакомую.
- Удивляешься, - улыбнулась она. – Как-нибудь расскажу тебе всю мою
жизнь. И откуда такое богатство. Если не будешь против, конечно. А теперь
мыть руки и на кухню. Знакомство-то отметить надо?
Он вымыл руки в роскошной ванной с евроремонтом. Оглядел себя в богатом
зеркале, причесался. Да, не такого он ожидал, увидев эту «немую» возле
киоска. Вот это чудеса!
«Ну да ладно, все это разъяснится так или иначе», - и он вышел из ванной и
направился на кухню, которая поражала с первого взгляда шикарной дубовой
мебелью. На столе уже стояла закуска, были откупорены две бутылки, рядом
возвышались высокие бокалы. Добряков ничего не понимал в стекле, но
понял, что посуда не из простых.
- Да ты кто такая? – только и сумел произнести.
- Сейчас – обычная российская пенсионерка, - скромно ответила она,