Маттес. Зря стараешься — я имею в виду портрет. Он все время висит немного криво.
Ангелика (агрессивно). Может, в этом есть некий тайный смысл?
Маттес. Вполне возможно… Видишь ли, этот домишко построили бедные люди. Своими собственными руками, на привезенных с поля камнях, с помощью свинцового отвеса — единственного технического инструмента. Поэтому стены вышли немного кособокими. Но зато они надежны! Гораздо надежнее, чем любая новостройка. Мы живем здесь вот уже триста лет!
Ангелика (удивленно). Кто это — мы?
Маттес. Мои предки и я. Поколение за поколением. (Весело.) Одно вымирает — другое наготове… Потому-то я никак и не решусь снести это старье и переехать в общежитие. Меня здесь все вполне устраивает. А с тех пор, как провели электричество… (Несколько раз включает и выключает свет.) Здорово, правда? И не подумаешь, что в такой хибарке…
Ангелика. Нет… то есть да — да, очень здорово!.. (Смутившись.) Извините, товарищ Матиас.
Маттес. Говори мне просто Маттес, меня здесь все так зовут. А зимой я проведу сюда водопровод. Душ устрою и всякое такое. Чтобы и внукам было чему порадоваться.
Ангелика. Ты же вроде еще не женат?
Маттес (весело). Что я — на всю жизнь зарекся? Вот только наладим дела в кооперативе — и личной жизнью займусь. (Приносит из кухни тарелку с бутербродами и кувшин молока.) Давай-ка лучше подкрепись с дороги. Ты же в деревне, тут от еды не отказываются.
Ангелика (начинает есть). Спасибо, я ведь с утра в пути. (Ест за обе щеки.) Связь с вашей деревней просто допотопная. Я хотела сказать…
Маттес. Да не бойся, говори. Что правда, то правда.
Ангелика. А еще при последней пересадке у меня прямо из-под носа уехал поезд по узкоколейке.
Маттес. Да он у всех перед самым носом уезжает. Я уже такую бучу из-за этого поднимал… Но, прежде чем они там, в районе, пересмотрят расписание, здесь уже вся деревня пересядет на мотоциклы. Это, конечно, тоже выход. Впрочем, может, и не лучший.
Ангелика. А ты борись! Но перейдем к делу, товарищ…
Маттес. Маттес.
Ангелика. Товарищ Маттес! (Строгим голосом.) До руководства дошли слухи, которые по отношению к партийному секретарю выглядят более чем странными — мягко выражаясь.
Маттес. Можешь и жестко выражаться — я толстокожий.
Ангелика. В данном случае тебе это вряд ли помогло бы, имей эти заявления под собой хоть малейшую реальную почву.
Маттес. Хоть малейшую? Реальную? Ну ты и выражаешься! И что ж это за слухи?
Ангелика. Поговаривают… (набирает воздуху), что ты выдаешь себя за ясновидящего!
Маттес начинает смеяться.
И, кроме того, умеешь ворожить. Или что-то в этом роде. Во всяком случае, умеешь внушить. И производственных успехов в кооперативе добиваешься с помощью оккультных методов!
Маттес (с трудом пытается подавить смех). Прости, но все это жуткая чушь!
Ангелика (с облегчением). Я и сама предполагала, что это… чушь. И тоже смеялась. И товарищ Хаушильд не мог прийти в себя от смеха. (Сомневаясь.) Но потом он меня все же послал сюда.
Маттес (оценивающе смотрит на нее). Скажи, ты, верно, только-только университет закончила? И только-только начала работать?
Ангелика. В прошлом месяце.
Маттес. И небось горишь желанием свершить что-то полезное? Вечером берешь с собой работу домой, а утром вымаливаешь у шефа новые задания?
Ангелика. Откуда ты знаешь? Он что, звонил тебе?
Маттес. Просто я знаю его. Он не создан для руководящей должности. Он любит все делать сам. А если ты непрерывно ходишь к нему, просишь работу… Пойми, он просто рад был на время от тебя избавиться.
Ангелика. Неправда!
Маттес. Уж поверь.
Ангелика. Я сама его спрошу. И плохо ему придется, если это так. Тогда я его в дым раскритикую!
Маттес. Лучше займись черной работой и воспитай из него настоящего начальника. Не горюй. Ведь ты попала прямиком к самому базису. (Приветственно поднимает кружку с молоком.) Добро пожаловать в Труцлафф, самый забытый уголок в глуши нашей области!
Ангелика. Спасибо. Ну а что касается этих пересудов — ты что-нибудь знал об этом?
Маттес. Еще бы.
Ангелика. И давно у вас рассказывают подобные небылицы?
Маттес. Да целую вечность!
Ангелика (недовольно). А поточнее?
Маттес. Если быть точным — впервые это документально засвидетельствовано в тысяча шестьсот восемьдесят первом году. Об этом говорится в первой церковной хронике нашей деревни. И с тех пор почти в каждой последующей. (С явным удовольствием.) Обязательно сопровождается выражением священного гнева и клеймится как языческая ересь.