Игнатьиха захлопнула дверь и вернулась в кухню.
Корней уже стучал в двери.
Она впустила его и начала затоплять плиту.
-- Ну, что было? -- спросил Авдей Лукьянович, едва вошел в кухню.
-- Уж и была возня! -- сказал Федор Павлович. -- Всю ночь. Не то дрались, не то в чехарду играли.
-- Дрались! -- в один голос сказали Степка с Яшкой.
Игнатьиха, хмурая и расстроенная, сухо ответила:
-- А я ничего не слышала. Спала!
Авдей взглянул на нее исподлобья.
-- А что теперь делают?
-- А ты поди да посмотри, -- отрезала Игнатьиха.
-- В лавку, надо полагать, не придет, -- сказал Антипка, и все принялись за еду.
Игнатьиха проводила молодцов, сходила за провизией и стала возиться на кухне.
X.
Господин за справкой
Чуговеев весь день не был в лавке. Авдей Лукьянович чувствовал себя в ней полным хозяином.
Он даже шутил и смеялся с мальчишками, а своему племяннику не мешал говорить сколько угодно.
И без хозяина казалось не так мрачно в лавке, чему, быть может, содействовал ясный день.
Наступал уже вечер. Авдей Лукьянович приказал зажигать лампы, когда дверь отворилась и в лавку, свертывая зонтик, вошел высокого роста господин.
-- Магазин Архипова? -- спросил он.
Авдей Лукьянович выступил из-за прилавка.
-- Бывший Архипова. Так точно-с! Что изволите?
-- Скажите, пожалуйста, с месяц тому назад к вам не заходил от нас агент? -- спросил господин.
-- К нам их много ходит. Про кого изволите спрашивать?
Федор Павлович, Антипка и мальчишки вышли на середину лавки и окружили высокого господина.
-- Комиссионер от Торнтона, -- пояснил господин, -- Валентин Викторович Полозов. Мы его сюда за расчетами посылали.
Федор Павлович быстро выдвинулся.
-- Наш хозяин... -- начал он, но Авдей так дернул своего племянника, что он сразу замолчал.
-- Комиссионер от Торонтона был у нас действительно. Оставил счет и ушел. Сказал, дня через три будет, -- сдержанно ответил Авдей Лукьянович.
-- И не был?
-- Больше не был.
-- И денег не получил?
-- Мы платеж изготовили, а его не было. А что?
-- Да пропал! -- ответил господин, -- тысячи четыре получил денег и пропал. В нумерах сказали, что сначала приходил аккуратно, потом стал будто гулять, а потом пропал. В полицию заявили, а полиции что?
-- Так-с, -- равнодушно сказал Авдей Лукьянович, -- бывает. Денежки получат и -- ау!
-- До свиданья, -- сказал господин, -- а хозяин когда бывает?
-- Как придется. Днем почти всегда.
-- Я зайду еще раз!
-- Сделайте вашу милость, да и счетик очистить надо!
Господин ушел, а Авдей Лукьянович тихо засмеялся и потер себе руки.
XI.
Сожительница Чуговеева
Чуговеев совсем забросил лавку и только два раза, зайдя утром в кухню, наказал Авдею прислать с мальчиком всяких материй.
С того вечера, как он во второй раз привел убежавшую оборвашку, он совсем засел дома и жизнь у него закрутилась в каком-то пьяном безумном угаре.
Часов в двенадцать Игнатьиха бежала за Корнеем на двор.
-- Иди, Корней, хозяин зовет!
Корней приходил и из рук хозяина, угрюмого, с отекшим лицом, получал деньги и записку, по которой шел на Средний проспект и закупал вино и закуску.
-- Куда это ты каждый день? -- спрашивал приказчик, увязывая корзинку.
-- Хозяин свадьбу правит, -- с усмешкой отвечал Корней и тащил корзинку домой, рассудительно отделяя от сдачи большую часть в свою пользу, а потом и вовсе не отдавая ничего хозяину.
Игнатьиха уже ставила самовар и день Чуговеева начинался, чтобы окончиться тогда, когда он истратит всю энергию, возбужденную безумием и вином.
-- Иди чай пить! -- ласково будил он свою недавнюю сожительницу, которая одетая лежала на широком клеенчатом диване.
Она открывала глаза и тотчас испуганно вскакивала и кое-как оправляла волоса и платье.
-- Пожди, пожди, -- говорил ей Чуговеев, -- справлю тебе одежду всю. Барыней будешь!
-- Не надо мне ничего, Никандр Семенович! -- говорила она тихо.
Он делался темнее тучи и резко кричал:
-- Опять по-старому! Не можешь выговорить! А?
-- Никаша, -- робко поправлялась она, и он широко улыбался.
-- Вот так, моя любушка! Идем чай пить. Я и водки приготовил! -- прибавлял он.
Они входили в столовую и оборвашка тотчас выпивала рюмку, отчего делалась смелее и подымала опущенную голову.
-- Вот любо! -- говорил Чуговеев, -- совсем как муж и жена. Ишь! Ты не бойсь. Мы поженимся. У меня добра теперь много. Не то, что тогда! Тогда что? Так, голь, можно сказать. Тогда и любить не было за что. А? Так что ли?