Она положила вязание на колени и уставилась на маленькую лодочку пристальным взглядом, но не видела ни ее, ни темного паруса с коричневым пятном. Какое-то нежное воспоминание коснулось вечно юного материнства в ее старой груди, какое-то видение отсутствующего сына скрыла реальность перед ее глазами.
- Он не был бы сыном своей матери, если бы солгал, - заметила Ханна с такой искренностью, которая не предполагала и тени лести.
- И его отца также, - ответила Сара. - Я никогда не утверждала, что в нем много от Финеаса, но муж был хорошим человеком, честным и правдивым.
- Да, - согласилась ее сестра, как согласилась бы с любым утверждением миссис Саутер, - да, он был именно таким.
Некоторое время они сидели молча. Сара снова принялась вязать, а затем опять взглянула на маленькую лодку.
- Похоже, это лодка Бена Хатеруэя, - сказала она. - Если он не поторопится, то попадет в прилив, который вынесет его на берег.
Ханна бросила мимолетный взгляд на лодку, но ее слишком интересовала тема, затронутая в разговоре, чтобы оставить ее; а разум ее был не в том состоянии, чтобы быстро переключаться с одной темы на другую.
- Что пишет Джордж? - спросила она. - Ты сказала, что получила от него хорошее письмо.
- Да, - ответила сестра, - это было хорошее письмо. Он возвращается домой.
- Возвращается домой? - с волнением повторила Ханна. - Что ты говоришь! Он возвращается домой? Один?
- Я не понимаю, что ты подразумеваешь под словом "один", - сказала Сара с легким налетом шутливости, такую радость доставило ей это письмо, - но он вряд ли приведет с собой кого-то еще. В общем, он возвращается. Будет любопытно взглянуть, как они с мисс Эдит станут общаться. Прошло десять лет с тех пор, как они попрощались друг с другом, а десять лет - срок значительный.
- А вдруг он сильно изменился? - сказала Ханна. - За десять лет люди обычно меняются, более или менее.
- Возможно, - серьезно ответила Сара, - он найдет ее сильно изменившейся.
И словно для того, чтобы предоставить возможность проверить правдивость этого высказывания, наверху крутой, изогнутой лестницы, ведущей из комнат старого дома в кухню, заканчивавшейся рядом с дверью крыльца, появилась легкая фигура Эдит Грейман. Это была женщина, чье лицо утратило свежесть молодости, хотя ей исполнилось всего лишь двадцать семь. Возможно, зимы в ее жизни было больше, чем весны. На ее лице присутствовало выражение легкой меланхолии, унаследованное от поколений предков, с грустью наблюдавших упадок семьи, а также старого уклада вещей, к которому они принадлежали. Она была стройной и грациозной, с величественной осанкой, в каждом ее движении чувствовался, возможно, отголосок какой-нибудь древней патрицианки.
Она медленно спускалась по лестнице, потемневшей от времени; ее светлые волосы были уложены на голове высоким пучком, губы - слегка сжаты, а синие глаза задумчивы; Эдит могла бы сойти за призрак прародительницы, в чье обновленное платье из бледно-голубого камлота была одета.
Длинные тени мрачных ломбардских тополей уже начали вытягиваться подобно руке, касающейся своими пальцами старинного особняка; солнце становилось все более красным, погружаясь в осеннюю дымку. Вязальщицы, обернувшиеся на звук шагов, застыли и молча смотрели, как она спускается по лестнице.
- Отец уснул, - сказала мисс Грейман, легким шагом выходя на крыльцо. - Я прогуляюсь на берег, подышать воздухом, до того, как поднимется ночной туман. Если отец проснется, он даст знать об этом колокольчиком.
Она медленно двинулась по тропинке, ведущей к реке; две пожилые женщины провожали ее взглядами.
- Она - прирожденная леди, - сказала Сара с какой-то затаенной гордостью.
- Это правда, - согласилась Ханна. - Она знает, что он приезжает?
- Я так и не решилась сказать ей, - был ответ. - Сначала мне казалось, я должна поставить ее в известность, потом - что это не приведет ни к чему хорошему. Два или три раза она смотрела на меня так, будто что-то подозревает, но даже тогда я не решилась этого сделать.
- Когда он должен приехать?
- Со дня на день. Он написал из Бостона, и, вероятно, может приплыть на пароходе в любой день.
Услышав это, Ханна на мгновение перестала вязать и затаила дыхание. Роман юного Джорджа Саутера и Эдит Грейман взволновал ее, как ничто в ее собственной жизни, настолько более реальными и гораздо более важными были для нее эти молодые люди; даже более, чем она сама. В течение десяти лет эта история, пусть короткая и обычная, была для нее самым волнующим романом, и возможность возобновления прерванных отношений между влюбленными занимала все ее существо.
История злосчастной любви молодой пары была коротка, но для женщин, вяжущих на солнце, растянулась на много вечеров. Юная, прекрасная и одинокая Эдит Грейман ответила на любовь мужественного, красивого сына своей служанки так же горячо и бессознательно, как если бы демократические теории, положенные в основание нации, были вечными истинами. Она имела так же мало представления о происходящем, как цветок, раскрывающий свои лепестки навстречу солнцу, и шок от открытия, когда он осмелился заговорить о своей любви, был так велик, словно она не любила сама. На самом деле, вполне вероятно, что внезапное осознание собственного чувства пробудило в ней испуг и желание воспротивиться ему. Она приложила все силы, чтобы ему противостоять.
- Она сдалась десять лет назад, - сказала Сара, следуя ходу мыслей, возникавших в головах обеих сестер, когда они наблюдали, как изящная фигура Эдит скрывается за зарослями орешника, покрасневшего с наступлением осени. - Она сопротивлялась до того момента, когда лодка Джорджа опрокинулась, и мы подумали, что он утонул. У меня мурашки бегут по спине, когда я вспоминаю ее крик при виде его; Господь свидетель, что мне и самой хотелось кричать, но я знала, что если я не помогу ему, то ему никто не поможет. После этого она больше не могла отрицать, что любит его.