- Будет очень легко, - заметил он, - сравнить ее с копией, полученной обычным способом. Нет нужды инструктировать вас, как это сделать. Этот эксперимент может показаться вам простым, но, уверяю вас, он настолько сложен, что вы не сможете повторить его без подготовки, какую найдете чрезвычайно затруднительной.
Произнося это, он встал и оделся.
- Должен поблагодарить вас, - продолжил он, - за ваше терпение и внимание. Поскольку я нередко встречаюсь с некоторыми из вас, то полностью доверяюсь вам, прошу ответить мне тем же и не разглашать моего имени.
Сказав так, он снял черную маску, и большая часть членов Общества с удивлением выдохнула имя одного из самых известных в городе людей, человека, много путешествовавшего по Востоку, отмеченного заслугами в области литературы, богатого и ученого, кого можно было назвать "настоящим мужчиной". Улыбнувшись, он снова надел маску, и некоторое время стоял молча.
- Это все, - наконец, сказал он.
Затем он странным жестом, как бы обвил руками всех присутствовавших и произнес несколько слов на незнакомом языке. Сошел с платформы и тихо вышел из помещения. Но этим жестом, или заклинанием, он оказал странное воздействие на умы членов Общества; с этого самого момента, ни один из них, даже президент, никогда не мог вспомнить, кто был их знакомый, продемонстрировавший настоящие чудеса перед изумленным Обществом.
<p>
МИСС ГЕЙЛОРД И ДЖЕННИ</p>
Когда Элис Гейлорд, после смерти бабушки, освободилась от своего длительного рабства ухода за больной, казалось, ничто не должно было воспрепятствовать ее замужеству с доктором Кэрроллом, с которым она была помолвлена. Друзья молодых людей благопристойно выразили облегчение тем, что девяностолетняя миссис Гейлорд, прикованная к постели, наконец-то получила освобождение, и все прекрасно понимали: они хотят выразить свою радость по поводу того, что утомительное ожидание Элис подошло к концу. Тем не менее, перспективу несколько омрачали некоторые сомнения в отношении здоровья девушки. Долгий уход за больной и заключение в доме сказались на ней, и когда, после смерти бабушки, прошел приличный промежуток времени, а о свадьбе так и не было объявлено, люди стали поговаривать, что состояние здоровья Элис не позволяет ей выйти замуж.
Доктор Кэрролл думал о ее здоровье, когда в один мрачный ноябрьский день шел по Уэст-Сидар-стрит к дому, в котором Гейлорды жили с той поры, когда эта улица начала свое благопристойное существование. Он видел узкую полоску неба, подобную тусклой фланели, дома по разные стороны улицы, наконец - жилище Гейлордов из кирпича и стекла, воплощение старинной бостонской респектабельности. Он размышлял о том, что Элис вряд ли станет лучше, если он не удалит ее из этой удручающей атмосферы. Но потом вспомнил, что ему всегда нравилась Уэст-Сидар-стрит, и подумал, не стоит ли пригласить к Элис какого-нибудь другого врача.
Это давно сбивало с толку, что он не мог обнаружить у нее никакой болезни; она просто была измотана уходом за властной и требовательной больной. Она была нервно истощена, и он в сотый раз повторял себе, что отдых - единственное, в чем она нуждается. Пройдет несколько месяцев, и все наладится. Трудность заключалась в том, что, несмотря на течение времени, ничего не налаживалось. Кэрролл был вынужден признать, что Элис так и не почувствовала себя сколько-нибудь лучше, и чувствовал, что истинная причина ее слабости и утомления связана с какой-то тайной.
Строгую белую дверь с веерообразным окном над ней и причудливыми - по сторонам от нее, открыла Эбби, в некотором роде экономка, возрастом казавшейся ровесницей дому, если не самому Бостону. Джордж всегда внутренне улыбался тому взгляду, с которым его встречала эта первобытная дама, - это был взгляд девственной чопорности при мысли о том, чтобы впустить в дом мужчину, пусть даже являвшемуся женихом хозяйки, - и он не раз говорил Элис, что, несмотря на прошедшее время, все еще немного побаивается внимания Эбби. Но сегодня ее привычный взгляд быстро исчез, уступив место другому, более живому и непосредственному. Эбби подняла худой палец, призывая этим таинственным жестом к тишине, и тотчас же заговорила свистящим шепотом.
- Не могли бы вы пройти сюда, сэр, прежде чем подняться наверх? - сказала она.
Она махнула рукой в сторону маленькой приемной, и доктор, с легким удивлением, повиновался этому жесту и вошел. Эбби тихо закрыла дверь и подошла к нему с озабоченным видом.
- Должна вам сказать, сэр, - произнесла старая служанка вполголоса, - пришла странная вещь.
- Странная вещь, - повторил он, прислонившись к камину. - Пришла? Откуда?
- Пришла, сэр, - повторила Эбби, и ему показалось, что ее таинственность придает ее тону какой-то сладковатый привкус. - Она только что пришла. Никто не знает, откуда берутся такие вещи, я думаю.
- Ты хочешь сказать, что-то случилось?
- Да, сэр, именно так я и сказала.
- И что же это такое?
- Не знаю, сэр, но это странно.
Он взглянул на ее старое, покрытое морщинами лицо; ее губы были сжаты так, что образовали как бы две струны, чтобы с них не мог слететь ни один секрет. Он улыбнулся ее важной манере и, опершись локтем на каминную полку, приготовился к медленному процессу понимания того, что на самом деле имела в виду женщина. Это оказалось менее трудоемким, чем обычно, и он подумал, что прямота, с какой Эбби выдает ему информацию, является достаточным показателем серьезности, с какой она сама к ней относится.
- Мисс Элис не в порядке, сэр. Она делает то, чего сама не понимает.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он, крайне удивленный.
- Вчера вечером она написала вам письмо, а затем, вместо того, чтобы отправить его по почте, разрезала его на множество маленьких кусочков, почтовую марку и все остальное; а потом заявила, будто не знает, кто это сделал.