- Понятия не имею; не очень-то благозвучное имя, - ответил он, надеясь, что Дженни его услышит. - Во всяком случае, говорю тебе от всего сердца, ты для меня - единственная женщина на свете.
Он не видел Дженни до вечера накануне свадьбы. Ему казалось, что та избегает его, в особенности, когда Элис сказала, что слишком занята, чтобы увидеться с ним. Тем не менее, в среду он получил записку. Почерк был так похож на почерк Элис, и вместе с тем так отличен; ему было крайне неприятно ее получить, а ее содержание не принесло ему успокоения.
"Ты полагаешь, что избавился от меня, сказав Элис, будто она - сомнамбула? Как бы не так! Впрочем, мне это все равно, поскольку, как только мы поженимся, я собираюсь избавиться от нее навсегда. Я не хотела выходить замуж в этом уродливом платье, и, как видишь, не выйду. Ты плохо поступаешь по отношению ко мне. Но, возможно, припомнишь, что я гораздо сильнее люблю тебя, чем она, потому что я испытываю к тебе настоящее чувство, а она - воображаемое. Надеюсь, ты тоже полюбишь свою маленькую женушку Дженни".
Доктор Кэрролл чувствовал, что он понемногу начинает сходить с ума. Он не мог ответить на записку, поскольку для этого ему нужно было бы написать Дженни, таившейся где-то в глубине существа Элис. Он понимал, что напряжение вскоре скажется на нем самом, и он просто не сможет оказать помощь Элис, поэтому решил, что настало время для самых решительных действий. Однако проблема заключалась в том, чтобы определить эти самые решительные действия, и он размышлял над ней до конца дня, проконсультировавшись также со специалистом. Но, даже идя в тот вечер по Уэст-Сидар-стрит, он не был уверен, что сможет осуществить свой план. Эбби, открыв дверь, сказала, что мисс Элис отдала строгий наказ его не впускать.
- Когда это случилось? - спросил он.
- Еще утром, сэр, когда она передавала мне записку, чтобы я отослала ее вам. Она была странной, сэр. Она взяла кэб и отправилась по магазинам, и вернулась с большой коробкой. Потом она задремала, и сейчас она в полном порядке.
- Я поднимусь наверх, Эбби. Мне необходимо увидеть ее.
Когда он вошел в комнату, Элис поднялась ему навстречу.
- Я боялась, что ты не придешь, - сказала она. - Сегодня я вела себя странно, я знаю; в моей комнате появилась коробка от портнихи, которой я прежде не видела; на ней написано, что ее нельзя открывать до завтра. О, Джордж, я так напугана и несчастна! Я знаю, что должна прогнать тебя и не позволить тебе на мне жениться.
- Прогони меня, если тебе от этого станет легче. Но я не уйду. Сядь в кресло, я хочу тебе кое-что показать.
Она села на указанное им место. Он пошевелил угли, чтобы огонь разгорелся, и оставил кочергу в камине. Затем вынул из кармана шар из посеребренного стекла, размером с апельсин, и начал перебрасывать с ладони на ладонь. С полминуты она молча смотрела на него. Затем раздался смех, возвестивший о приходе Дженни.
- Значит, ты захотел меня увидеть? - воскликнула она. - Я знала, что когда-нибудь это случится.
- Да, - согласился он. - Я действительно очень хотел тебя увидеть, прежде чем пойду на риск причинить вред Элис.
- Ты все еще думаешь об Элис? - надула губки Дженни. - Я надеялась, что ты обладаешь большим здравым смыслом. Послушай, - продолжала она, наклонившись вперед, - неужели тебе не приходит в голову, что я понравлюсь тебе больше? Твоя проблема в том, что ты считаешь, - ты связан с ней обязательством, и не смеешь его нарушить. Никогда бы не подумала, что ты такой трус!
Он взглянул на прекрасное создание, склонившееся к нему, и не мог не признать в глубине своего сердца, что физически она привлекательнее Элис, что она пробуждает в нем чувства, какие не пробуждала ни одна другая женщина. В ней было все, привлекавшее его в Элис, за исключением некоторых духовных качеств, но одновременно - очарование, которые он чувствовал очень остро. Он не мог ясно определить для себя, имеется ли у него право или основание отвергать эту форму личности его невесты, этой потенциальной Элис, которая в некотором роде задела его больше, чем Элис настоящая. Он действовал, повинуясь инстинкту, непоколебимому внутреннему убеждению, что сознание Элис имеет неотъемлемое право оставаться ее собственностью, и он, как честный и мужественный человек, обязан это право защитить. Отчасти это было вполне естественно для врача, но в большей степени это была пуританская преданность идее справедливости. Чем больше он поддавался очарованию Дженни, тем сильнее чувство справедливости требовало прекращения, если это было возможно, такого угнетения чужого сознания навсегда. Ради Элис и себя самого он был полон решимости пойти на крайние меры.
- Ты вольна говорить, что хочешь, - с серьезной вежливостью произнес он в ответ на ее насмешку. - Я позвал тебя, чтобы сообщить: завтра я женюсь на Элис и больше не позволю тебе овладевать ее существом.
- Таково твое желание? И как же ты собираешься это сделать?
Он взглянул в ее глаза, искрящиеся озорным вызовом, на ее дерзко скривившиеся алые губки, и заколебался. Затем, испытывая отвращение к самому себе за мгновенную слабость, повернулся к огню и вытащил из углей раскаленную кочергу.
- Думаю, это мне поможет, - сказал он.
Она сжалась и побледнела, но не сдалась.
- Ты меня не обманешь, - сказала она. - Ты не причинишь вреда своей драгоценной Элис. Ты не сможешь обжечь меня без того, чтобы не обжечь ее.
- Пусть лучше так, чем оставить ее под контролем такого маленького дьявола, как ты.
На мгновение глаза их встретились, затем она опустила голову. С жалобным вскриком она упала на колени и протянула к нему сжатые руки.
- Почему ты не можешь позволить мне остаться? - она почти рыдала. - Почему ты не хочешь дать мне шанс? Ты не представляешь, какой хорошей я буду! Я буду делать все, что ты захочешь. Я знаю тебя так же хорошо, как она, и я сделаю тебя счастливым. Почему я не имею такого же права на жизнь, как и она?
Он почти поддался на ее слова. Он инстинктивно чувствовал, что единственный способ добиться своего - не слушать. В его мозгу промелькнула мысль о том, что она, возможно, и в самом деле обладает точно таким же правом на это тело, как и Элис; ему показалось, что он убивает странное существо, стоящее перед ним на коленях с горящими глазами и дрожащими губами. Ему пришлось отвернуться, чтобы не видеть ее.