Д.Э. Саммерс подумал.
— Не можем, — признал он.
В квартире профессора
Квартира профессора располагалась под самой крышей четырехэтажного дома по Грисволд-стрит — самого низенького здания на улице, занятую почти исключительно офисами. Такого низенького, что оно казалось карликом по сравнению со своими высокими соседями. Дом был, вероятно, самым старым: серого кирпича с красными вставками на арках окон и башенками на крыше. В одной из этих башенок располагалась лаборатория.
Миссис Найтли отодвинула свою тарелку. Жена профессора оказалась очень молодой, худенькой девушкой в простом платье — курносенькой, застенчивой и в очках. Обычная студентка. Разве что ростом мала.
— Вы столько говорите о Форде… — сказала она.
— Интересуемся, — подтвердил Д.Э. Саммерс.
— Чем именно?
— Ну, — Джейк пожал плечами, — всем. Как там, на "Форд Мотор”. Что пишут. Что говорят.
— Чего о нем только не говорят! — засмеялась миссис Найтли. — Будто бы все служащие "Форд Мотор” должны учиться деревенским танцам и потом танцевать их на вечерах компании. Будто Форд поощряет доносы. Будто к любому, кто работает у него, может в любой момент нагрянуть социологическая комиссия и устроить настоящий обыск. Она взяла со стола газету и потрясла ею в воздухе, как бы подкрепляя свои слова.
Двое джентльменов посмотрели друг на друга. Затем Д.Э. протянул руку к газете. М.Р. пристроился за его плечом. Повисло молчание.
Джонни О Коннор купил автомобиль,
Захватил подружку и повез кататься… — тихонько пропела миссис Найтли.
— Воскресные шмотки он нацепил, — не отрываясь от газеты, продолжил Джейк. — Девчонка прижалась к нему…
Песня, которую Д.Э. Саммерс и миссис Найтли исполнили дуэтом:
(Леди и джентльмены, эта песня станет лейтмотивом нашей истории. Как только речь зайдет об автомобилях, вспоминайте ее, хорошо?)
— О! — воскликнула маленькая профессорша, и никаких дальнейших комментариев не потребовалось.
— Перед вами, мадам, — похвастался Дюк, как если бы Д.Э. Саммерс был его собственностью, — сын священника. Еще бы ему не петь!
— Священника? — девушка ахнула.
— Баптистского пресвитера, — уточнил тот, глядя на компаньона страшными глазами.
— Баптистского пресвитера? — еще больше удивилась маленькая профессорша. — Как это удивительно…
— Что же тут удивительного?
— Вы так непохожи…
— Очень на это надеюсь.
— Вы хотите сказать, что ваши родные…
— Не имею понятия.
— А вы сами….?
— Ни в бога, ни в черта. Я давно уже никого из них не видел и был бы счастлив не видеть никогда.
— Ох, — маленькая профессорша всплеснула руками. — Мистер Саммерс, хотите, я почитаю вам Шопенгауэра?
— Что именно?
И она вытащила из кармана юбки книжку:
— Вот это место: "Если произошло какое-либо несчастье, которого уже нельзя поправить, то отнюдь не следует допускать мысли о том, что всё могло бы быть иначе, а тем паче о том, как можно было бы его предотвратить: такие думы делают наши страдания невыносимыми, а нас — самоистязателями.” Ну, как? Что скажете?
М.Р. Маллоу светски улыбнулся. А Д.Э. Саммерс произнес:
— Скажу, что если уж произошло такое несчастье, то не следует подпускать к себе господ вроде Шопенгаэура. Только благоглупостей недоставало.
— А если, — М.Р. прочистил горло, — если счастье? Счастье, а?
— Тогда тем более, — снисходительно ответил Д.Э. — Зачем нам тогда Шопенгауэр?
— Но господин Шопенгауэр вообще не предполагает возможности достичь счастья, — заметила маленькая профессорша. — Он считает его недостижимым, заблуждением.
— Тогда я считаю заблуждением его самого.
Сказав эти слова, Д.Э. Саммерс широко улыбнулся. Этот последний маневр он предпринял потому, что компаньон больно пнул его под столом.