продекламировал в ответ Джейк страшным голосом.
Отсмеявшись, Дюк почесал кончик носа, на который с мокрых волос упала капля.
– Веселая у тебя жизнь, Джейк.
– Да уж, веселее не придумаешь. Давайте-ка, сэр, уничтожим улики.
Мокрые волосы сперва ерошили до тех пор, пока с них не перестало капать. Потом долго сидели на солнце.
Наконец, солнце стало клониться к закату. Дюк пощупал шевелюру.
– Слушай, – сказал он, – придешь завтра?
– Приду, – ответил Джейк.
Новые знакомые поднялись по осыпавшимся ступенькам набережной и побрели по булыжной мостовой. Вместе зашли в лавочку Крисби за керосином – мистер Саммерс-старший послал за ним сына сегодня после завтрака и велел быть, как всегда, одна нога здесь, другая там.
– Кстати, а где это – «здесь», где должна быть твоя нога? – поинтересовался Дюк.
– Вон, – показал Джейк на двухэтажное, в довоенном стиле, здание по Чейс-стрит. «Похоронный дом Саммерса. Быстрый сервис ночью и днем.»
Сквозь кроны кленов пробивались лучи вечернего солнца, дом стоял в тени, а выкрашенные в цвет слоновой кости стены и белые колонны, поддерживающие треугольную крышу, придавали дому вид совершенно кладбищенский. Вдобавок по обеим сторонам песчаной дорожки в траве белели мелкие цветочки. Дюк близоруко прищурился, выглядывая из-за угла.
– Ночью и днем? – не поверил он.
– Ночью и днем, – подтвердил новый знакомый. – Не успеете вы кого-нибудь грохнуть, как наше богоугодное заведение поможет вам замести следы. Только ты туда не ходи, ладно?
– Я только вывеску.
Дюк повытягивал шею и повернулся.
– Гром и молния? Кары небесные?
– Если бы, – Джейк усмехнулся. – Земные.
– Понял, – сочувственно кивнул Дюк. – Но я, правда, только вывеску. И сразу назад.
Джейк помолчал. Добавить было нечего. Отступать некуда.
– Все, сэр, – сообщил он. – Пошел принимать кары.
– Дайте пять.
– Нате пять. Ну, пока.
Кресло на террасе, в котором обычно сидела мать, стояло пустым. Это значило, что настало (если уже не прошло) время ужина.
Джейк представил лицо отца. По спине побежали мурашки. Ускорил шаг и торопливо взбежал на крыльцо.
– Станешь тут философом, – пробормотал он себе под нос и взялся за ручку.
Тем временем Дюк читал вывеску над входом: «Похоронный дома Саммерса»:» Гробы, саваны etc. Быстрый сервис ночью и днем!»
– Мда, – сказал он, наконец. – Поэзия!
И ушел, гадая по росшим вдоль тротуара деревьям:
– Попадет-не попадет, попадет-не по... вот не верю я в гадания, леди и джентльмены, не верю. Глупости все это.
Джейк открыл дверь и осторожно заглянул в холл. Пусто.
– Господи, – еще тише пробормотал он, – нельзя ли в виде исключения, а? Только сегодня. Это же совсем-совсем маленькое чудо!
Но лицо Создателя на темном распятии над входом в гостиную было непроницаемо.
Джейк на цыпочках прошел по ковру мимо кремовых перил ведущей наверх лестницы. Желание быстренько подняться в свою комнату пришлось обуздать. Юный джентльмен вздохнул и переступил порог гостиной: низкий, с тяжелыми балками, потолок, полузадернутые тяжелые синие занавеси на окнах, от которых в комнате царил полумрак. Все оказалось еще хуже, чем он думал.
На дубовом столе посреди комнаты красноречиво лежал стопка книг в ярких обложках.
Содержание их Джейк знал отличн Как и то, что еще днем, когда отец по лал его в лавочку, эти книги находилис совершенно в другом месте. Опять эт София! Ну что за жизнь у человека, а?
Мистер Эзра Джосайя Саммерс, р коположенный пресвитер берлингтонской общины «Пе вая баптистская церковь», постоянный член-корреспонден «Нью-Йоркского общества подавления греха», почетны председатель городского Общества трезвости, яростный ст ронник комстокеризма, автор многочисленных выступлени в «Баптистском миссионерском вестнике» касательно «иск ренения всякой безнравственности или аморальности», н слышно вошел в комнату и встал за спиной сына.
– Здравствуй, отец, – не оборачиваясь, сказал Джейк.
Мистер Саммерс приблизился почти вплотную.
– Мир и покой снисходит на того, кто всем сердцем по тигает, что Христос жил и умер ради всех нас...
Джейк перевел взгляд с раздраженно вздрагивающи брылей над пышными бакенбардами отца, на безупречны узел широкого черного галстука.
– ...и муки его искупительной жертвы сопровождают на ежедневно и ежечасно, на рассвете и на закате, – пробормота он, надеясь хоть немного ускорить переход к делу.
– Ибо на каждом шагу всех нас и каждого из нас подст регают ловушки и искушения, – отец предпочел не заметит насмешки в его голосе. – И в одну в из них, в эти врата праз ности и неги ума, попался мой сын!