- Это что за чудо в перьях, подкралось к нам?
- Я сказал о нем, когда подошел, но вы заняты были в это время, - произнес Васильев. - Старик из школьной будки охраны – взял его сюда, как вы сказали, на всякий случай.
- А…, вид у него, конечно, не ахти, - сказал Владимир Альбертович. – Все равно, бери его на место преступления, может пригодится подписать что-нибудь. Да, и пять долларов надо взять срочно, чтобы у директрисы-взяточницы найти. Мы же не будем протоколы переговоров с ней переписывать. Есть с собой?
Васильев суетливо достал кожаное портмоне с крокодиловым теснением. Извлек оттуда пачку стодолларовых купюр. Показал, что других купюр там больше нет.
- Болваны, - выругался Владимир Альбертович. – Пошли, по пути кого-нибудь из наших отправишь искать. Следователь уже на месте. Нужно все сразу ему представить, чтобы оформил и больше к нам вопросов не было. Не хватало еще на такую мелочь отвлекаться.
Взявшись за ручку двери, Владимир Альбертович остановился и посмотрел на Федора Матвеевича, который от этого взгляда значительно уменьшился даже на фоне своего небольшого роста.
- Ты, дед, понимаешь, что государственную задачу выполняем?! Боремся со взяточниками и расхитителями общественной собственности. Стремимся чтобы ответственные должности занимали только честные люди – настоящие государственники. Готов оказывать содействие?
- Так точно! – вытянулся, как мог, Федор Матвеевич.
За Владимиром Альбертовичем, в здание школы вошли Васильев, мужчина с волосами, стянутыми в хвост и Федор Матвеевич.
Внутри, слева от входа, за столом охраны, в дорогом итальянском костюме сидел один из прибывших оперативников. Рядом, в выцветшем свитере стоял испуганный школьный охранник. Увидев Владимира Альбертовича, оперативник вскочил.
- Никого не выпускаю, телефон у них отключил на всякий случай, - отрапортовал оперативник.
- Купюры мелкие есть? – махнув рукой, чтобы тот сел, спросил Владимир Альбертович.
Оперативник достал бумажник, долго копошился, перебирая купюры и, наконец, извлек 50 долларов:
- Вот, мельче нету.
- Зажрались, я смотрю, - багровея, прошипел Владимир Альбертович.
В этот момент у Федора Матвеевича перехватило дыхание. Он все понимал. Жизненный опыт подсказывал ему, что нужно этим государевым служащим, и он знает, как им помочь.
- Я, я могу принести. Живу недалеко. У меня скоплены купюры поменьше, - задыхаясь, говорил Федор Матвеевич.
- Молодец, старик! Дело знаешь, - сказал Владимир Альбертович. – Давай, одна нога здесь, другая там. Ждем тебя в кабинете директора.
Они пошли через толпу детей, собиравшихся выйти из школы, на второй этаж, где находился кабинет директора. Федор Матвеевич поспешил на выход. Он был очень доволен своей находчивостью: поможет выполнить государственную задачу, а по пути забежит в свою будку и возьмет шапку.
Зайдя в квартиру и отдышавшись после подъема на этаж – лифт не работал много лет - он сразу направился к тайнику. Думая о деньгах в виде долларов, он всегда испытывал смятение. Вот уже несколько лет как они стали платежным средством вместо рублей, но до сих пор Федор Матвеевич испытывал к ним недоверие. Получая зарплату в четыре купюры по 1 доллару и горсть центов, он дома внимательно рассматривал иностранные буквы на купюрах, чуждые ему лица, изображенные них. Просвечивал, изучая водяные знаки, искал в каждом элементе купюр подвох. Каждый раз ничего подозрительного не находил и разочарованно прятал их в тайник за унитазом.
Выйдя из подъезда, Федор Матвеевич, словно помолодев лет на двадцать, буквально летел в школу, чувствуя свою причастность к некому государственному таинству.
Прошел через пустую приемную и открыл дверь в кабинет директора. Оттуда ударил непривычный шлейф дорогого мужского парфюма. За столом директора сидел один из прибывших. «Следователь», - подумал Федор Матвеевич. Рядом в окружении оперативников стояла Алла Михайловна, стеклянными глазами глядя прямо перед собой. Это была сухопарая, харизматичная женщина лет семидесяти. Возраст её выдавали в основном морщины под глазами, в уголках губ и изможденная шея. От туго обтянутого кожей лица с крючковатым носом веяло ощущением позитивного парения над всеми мелкими, бытовыми вопросами, с которыми Волоцкой постоянно приходилось иметь дело. Даже сейчас выражение ее лица было больше снисходительное, чем испуганное.