«Бессмертны и бесполы», – опять припомнились ему слова Курганова. Он с новой силой почувствовал всю очевидную неизбежность этого, и ему стало холодно.
«Как странно, – мелькнула мысль, – то, для чего не хватало у меня силы мозга, чему не помогли все мои знания, сейчас, в короткий момент, я осознал и понял одним толчком обостренной интуиции… А ведь Курганов знал…»
Все эти мысли одновременно пронеслись в его голове, пока он переходил одну из залитых лунным светом прогалин. Дальше была такая черная тень под сводами далеко раскинувшихся вширь столетних дубов, что почти ничего не было видно.
Зачарованный и ведомый посторонней силой, он направился прямо туда.
Под одним из старых деревьев, между гигантским спрутом раскинувшихся корней, где толстым слоем лежали сухие прошлогодние листья, он вдруг остановился, как будто искал именно это место. Он стал на одно колено, наклонился, чтобы положить Гету на это мягкое ложе, но руки, теплые, тонкие руки, охватившие его шею, не разжались, а только сжимали все сильнее и крепче.
И, наклоняясь ниже, вместе с пряным запахом земли и перетлевших листьев, он успел уловить последнюю, молнией блеснувшую мысль:
«Как это просто и… красиво!»
Час спустя, у морского берега, где темной стеной кончались густые заросли парка и беспорядочные валы дюн казались при свете луны застывшими в могучем размахе волнами, под одним из крайних деревьев, прислонившись спиной к стволу, сидела Гета. Карст лежал на земле, положив голову ей на колени. Оба молчали. Гета тихонько гладила его по голове и делала эта так мягко и осторожно, как будто боялась причинить ему боль.
Мягко и радостно светилось ее лицо. Тихий покой выражала вся ее склоненная фигура. В ней трудно было узнать кипучую девочку Гету, которая еще сегодня вечером устроила водяное сражение с Кургановым.
Они поменялись ролями. Всего час назад Карст, могучий и сильный, как дикий зверь, схватил беспомощную, закрывшую руками лицо, слабую девочку и унес в темную чащу леса. Тогда она с радостной покорностью подчинилась его силе. А теперь он казался себе маленьким и слабым. Ему хотелось сжаться в комок и спрятаться у нее на груди, подчиниться исходящей от нее благостной силе материнства.
Она сама ощущала в себе эту силу. Гладя по голове этого большого, крепкого человека, она время от времени ласково повторяла:
– Мальчик мой!
В ее устах эти слова казались не странными, а понятными и хорошими.
Было тихо. Со стороны дома слабо доносились звуки рояля. Это играл Биррус. За большим расстоянием нельзя было уловить мелодии. Звуки то усиливались, то почти вовсе умолкали. Казалось, что где-то далеко играет целый оркестр.
– Мальчик мой, что с тобой было сегодня в лодке? У тебя было такое нехорошее лицо, – тихо спросила Гета, продолжая гладить голову Карста, спрятавшего лицо в складках ее платья.
Он взял ее маленькую руку и прижал к своим закрытым глазам.
– Не спрашивай об этом. Не надо. Когда-нибудь, завтра. Все равно от этого никуда не уйти.
Столько тоски, безнадежной и покорной, было в его голосе! Гета сразу поняла: случилось значительное и неотвратимое, что касается сейчас и ее не меньше, чем Карста. Ей стало страшно. Охватив руками его голову, она подняла ее, заглянула с тревогой в глаза, спросила настойчиво и умоляюще:
– Милый, скажи сейчас, а то я буду все время беспокоиться. Скажи, что случилось. Как только я увидела тебя там в лодке, так сразу почувствовала, что у тебя какое-то несчастье. Ну, скажи же! Тебе самому будет легче, когда поделишься. Ведь ты любишь меня? Ведь скажешь? Да?
С камнем на сердце слушал Карст эти робкие просьбы. Что же он мог сделать? Сказать, что, может быть, даже завтра уже им обоим придется или умереть, или страшной ценой купить бессмертие? Он чувствовал, что Курганов недаром появился здесь. Сказать ей сейчас все, потом бежать вместе, бросить Курганова и отказаться от всего?
Бросить Курганова? Нет, он хорошо понимал, что не сделает этого.
«Как я сейчас скажу ей об этом? – думал он в ужасе. – Сегодняшний день – столь великий для нас обоих, – неужели я испорчу ей ее маленькое счастье? Пока она ничего еще, по-видимому, не знает, а Курганов не любит говорить раньше времени. Завтра, через неделю, месяц – в конце концов, узнает и она, но сегодня…»
Он сделал страшное усилие и заставил себя весело рассмеяться.
– Полно, ничего особенного, – сказал он, садясь и привлекая ее к себе, – я пошутил, хотел посмотреть, как ты отнесешься. Дело гораздо проще. Курганов сказал мне, что скоро едет сам и возьмет меня с собой…