С помощью Лока Курганов поднялся и подошел к окну. Кругом них со всех сторон неслись союзные эоланы. Несколько раз полной грудью вдохнув свежий воздух, он хотел, было, уже задать какой-то вопрос, но вспомнил о своих спутниках.
– Что с остальными?
– Не знаю, – губы Лока сжались, – мне не было времени заняться ими…
Все еще шатаясь, как пьяный, Курганов быстро вышел из кабины. Он нашел всех лежащими на полу в разных позах и почти без признаков жизни, только бледное лицо Карста подергивалось нервным тиком.
– Где у вас аптечка? – спросил Курганов в эолановый местный хоккок.
– Ящик под правой койкой, – голосом Лока ответил рупор.
Найдя нужное, Курганов принялся за оживление своих друзей. Карст первый открыл глаза. Несколько дольше провозились они, теперь уже вдвоем, с Гетой. Впрыскиванием в кровь сильнодействующих средств удалось вернуть ее к жизни. Очнувшись, она долго никого не узнавала. Сознание возвращалось к ней медленно, вместе с силами.
Пока занимались Гетой, Курганов несколько раз бросал тревожные взгляды на лица неподвижно лежащих Бирруса и Лилэнд. Есть нечто, резко отличающее живого человека от мертвеца. Опытный глаз редко обманывается. В особенности обратили на себя внимание Курганова совсем засохшие, слипшиеся губы и искошенный взгляд полуоткрытых глаз. Еще войдя в кабину, он сразу заметил это. Не смея верить ужасной истине, принялся сначала за Гету и Карста. Он хотел отдалить неминуемый момент, когда тревожное подозрение выльется в форму непоправимого, страшного факта.
Когда дошла очередь до Лилэнд и Бирруса, Курганов значительно взглянул Карсту в глаза, выпрямился и, кивнув головой в сторону лежащих, тихо сказал:
– Сердце…
Карст понял. Наклонившись, он расстегнул у Лилэнд застежку на груди и приложил ухо. Долго слушал, потом перешел к Биррусу. Встал с ничего не выражающим, слегка потемневшим лицом. Спустя минуту встретился глазами с холодным взором Курганова. Курганов тоже понял. Отворачиваясь к окну, Карст раздельно произнес два слова, будто с удивлением прислушиваясь к звуку собственного голоса:
– Бессмертные… умерли.
Глава восьмая
Идти было очень неудобно. Железные полосы, каждая метров до двадцати длиной и с полметра вышиной, тесными рядами на необозримое пространство покрывают пустыню. Их направление – с севера на юг, по меридиану, а Карсту, как назло, надо идти поперек. На горизонте блестят купола магнитных вышек.
– Черт с ними совсем! – ворчит он, прыгая с одной полосы на другую. – Немного бы поуже промежутки…
Пот льет с него ручьями. Он без шапки. Чтобы не умереть под палящими лучами, он обмотал себе голову каким-то подобием чалмы, сделанной из собственной куртки.
– Пить!
Он знает, что вода есть там, где люди, а люди вон в тех сияющих на горизонте башнях.
«Дойду ли?» – копошится в мозгу.
Солнце стоит в зените, и живописная фигура Карста не дает тени. Кругом раскинулась необъятная Сахара. Ах, какой она кажется большой для того, кто идет пешком! Карст почти совсем выбился из сил. А башни на горизонте как были, так и остались далекими, блестящими точками.
«Счастье еще, – думает он, – что здесь не песок», – и опять в тысячный раз берет злобная досада, что приходится идти поперек направления железных полос. Как бы он бежал на север или на юг!
Действительно, промежутки между полосами представляют великолепные дорожки, сделанные из массы, напоминающей целлулоидовый бетон. Поперек же двигаться крайне неудобно: расстояния между полосами слишком велики, чтобы можно было скакать с одной на другую; идти мучительно; приходится страшно задирать ноги.
Проходит час. Карст все еще без отдыха карабкается через проклятые заграждения. Жажда гонит его, не дает остановиться. Магнитные вышки стали быстро увеличиваться.
Он уже ясно видит на них темные, круглые отверстия. Остановившись, прислушивается: густое жужжание низкого тона несется оттуда. Эти башни, бесконечной линией уходящие к горизонту, живы. Они дрожат и поют. Они наполнены энергией и движением.
Не жалея сил, Карст ускоряет свои прыжки. Он начнет думать и соображать лишь тогда, когда выпьет до дна весь водоем, который там окажется!
Добравшись, наконец, до башни, Карст долго и безрезультатно ходит вокруг нее, кричит и бьет кулаками в никелированные бронзовые стены. Башня трясется, гудит и воет. Он понимает, что его крики и удары никем не могут быть услышаны. Они гораздо бесполезнее, чем «глас вопиющего в пустыне», потому что в пустыне все-таки тихо, а здесь шум и грохот… Карст, выбившись из сил, хотел, было, в отчаянии прислониться к стене, но раскаленный на солнце металл был горяч, как плита.