Было непонятно, почему подобная же прививка на кролике была успешной, а на человеке привела к столь ужасным и неожиданным результатам.
— Мы создаем жизнь, — сказал Курганов, взглянув на безобразный труп старика, — но кругом нас пока еще только трупы.
Неудача со стариком была тяжелым ударом для бессмертных. Неужели начинать все сначала почти без всякой надежды на успех? Или объявить миру открытие в том виде, как оно есть? Никто не смел заикнуться об этом. С тревогой и надеждой все ждали, что будет делать Курганов. Он был спокоен. Только брови его сдвинулись еще больше. Взгляд стал еще пристальнее, еще тяжелее. Смерть индуса никому из окружающих не показалась подозрительной. Все знали, что он давно болеет. За трупом явились родственники умершего. Курганов попросил позволения вскрыть труп.
Если бы кто-нибудь мог зайти в этот вечер в домик Курганова, он бы увидел интересное зрелище. Кругом стола, над высохшим, почти черным трупом не то человека, не то обезьяны стояли, наклонившись, пять странных существ. Их громадные, блестящие головы плавно покачивались. Они не торопились и не делали ни одного лишнего движения. Случайный посетитель увидел бы миниатюрные лица и был бы поражен их утонченной, но непонятной красотой. Эти существа говорили мало. Они понимали каждый жест и каждое движение того, кто ниже всех наклонился над трупом. Очевидно, они чем-то были очень недовольны. Делавший вскрытие решительно выпрямился, отрицательно покачав головой. Снимая резиновые перчатки, что-то сказал звенящим голосом, похожим на звук цимбал, после чего другой с серьезным лицом слегка махнул рукой и принялся зашивать труп.
Глава четвертая
— Пятый Город!
— Москва! Поставьте световую на W-B-17. Почему вас не видно? Я говорю сем-над-цать! Ну вот, здравствуйте, Магон. Мне крайне нужно, чтобы вы сегодня прибыли сюда. Есть нечто из ряду вон выходящее.
— В чем же дело?
— Увидите сами, когда прилетите. Но ваше присутствие, как члена Совета, необходимо.
— Хорошо, я буду в восемь вечера.
— Прекрасно!
Директор московской зоотехнической станции снял с головы хоккок и бросил его на стол. Нервно пройдясь несколько раз по комнате, он в десятый раз спустился по винтовой лестнице вниз и прошел в небольшую, слабо освещенную комнату. Несколько фигур в белых халатах окружали кровать с лежащим на ней человеком, который не то спал, не то был мертв. Один из сидящих держал в руках тонкую иглу, прикрепленную к спускавшемуся с потолка проводу; он изредка прикасался ею к груди лежащего. Кругом поблескивали никель и стекло всевозможных аппаратов.
— Ну, что?
— Будет жив. По крайней мере, сейчас не умрет. Но возможно, что сотрясение мозга…
— Рвоты не было?
— Нет.
— Никого сюда не впускайте.
За дверьми был слышен гул голосов. Целая толпа из всех отделении собралась в прилегающем к этой комнате зале в надежде взглянуть на пострадавшего. О нем передавали удивительные вещи. Директор вышел в зал. При его появлении моментально стихли разговоры и шум. Все придвинулись ближе и с напряжением ждали, что он скажет.
— Я вас прошу не волноваться и приступить к работе. Что? Да, это любопытный случай уродства. Пока его жизнь в опасности. Мы должны думать только о его спасении. Все остальное после. Да, да… — Директор опять ушел к себе наверх и стал шагать из угла в угол. — Магон будет здесь через час.
Уродство? Да, если это уродство, то во всяком случае очень удивительное. Почему вид этого урода вызывает в нем смутное беспокойство, переходящее даже в тревогу? Эта странная красота, красота… урода, эта совершеннейшая утонченность и отделка черт лица! Громадный лоб и голова, — откуда это? Кто этот человек, так мало на человека похожий? Через каждые пять минут директор спускается вниз. Там все без перемен. У кровати собрались лучшие силы медицинской и биологической науки. Они разговаривают вполголоса и напряженно всматриваются в бледное лицо лежащего. Но в их лицах нет строгой и уверенной научной пытливости. Эти люди, всю жизнь посвятившие науке, с нетерпением ждут, но в то же время боятся момента, когда очнется лежащий. Они даже избегают смотреть друг другу в глаза.
Магон прилетел в половине восьмого.
— Это случилось так, — говорил шепотом директор, спустившись вместе с ним вниз, — часа два назад в пятнадцатом номере взорвался пиктоловый компрессор…
— Опять?
— Да, опять. Там никого не было, но от взрыва в нижнем этаже, — это как раз было над угловой камерой, — с потолка обсыпались мраморные плитки.
— Ну да, понятно. Череп цел?
— Цел, только сотрясение…
— Кто он, откуда?
— Его зовут Карст, Амедей Карст, — отозвался один из присутствующих, — он появился здесь всего несколько дней тому назад и занялся самостоятельной работой. Никто не видел его лица. Как прилетел в темных очках и с шарфом на голове, так и не показывался иначе.
— Он работал в вашем отделении?
— Да. Он привез с собой животных. И все время что-то делал с ними. Нам неизвестно… Конечно, его никто не расспрашивал.
— Прибавьте свету.
Комната озарилась мягким голубым светом. Все тесно сдвинулись и обступили кровать. Невозмутимый и спокойный лежал между ними человек с большой головой. Его лицо хранило выражение важной мудрости. Бессознательно ощущалось всеми, что это существо высшего порядка. Это чувство было похоже на желание снять шапку и поклониться.
Молчание длилось минут пять.
— Пойдем, — сказал наконец Магон, — установите возле него дежурство. Как только очнется, дайте нам знать. Да, и никого лишнего не впускайте.
Пригласив с собой троих из профессоров, окружавших кровать пострадавшего, они пошли наверх в кабинет директора. Голубой дым сигар поплыл воздухе.
— Вы его исследовали? — спросил, наконец, Магон.
— Да, — задумчиво ответил профессор анатомии, маленький, горбатый старичок, — мы воспользовались его беспомощным состоянием и подробно его осмотрели, исследовали и даже сфотографировали. Я бы сказал, что нет такой точки его организма, которая бы не отличалась весьма резко от нормальной. Объем его мозга колоссален и вообще строение черепа… Но особенно поразительна атрофия половых органов.
— Однако, при всем том, — заметил другой, — это никак нельзя назвать уродством. Это нечто совсем другое.
— Мне кажется, что если бы нам было предложено, на основании всех данных нашей науки, воссоздать вид человека, каким он должен стать с течением времени, мы неминуемо бы пришли к тому, что видели сейчас внизу. Только отсутствие пола меня удивляет.
— Он очень, видимо, хрупок. Удар по голове был сравнительно слаб, но уже два часа он без сознания.
— Да. И это в соответствии со всей его организацией. Очевидно, все эти уклонения врожденны. Я думаю, что этот исключительный случай можно рассматривать как явление, прямо противоположное атавизму. В случаях атавизма организм дает картину возврата к старому. В данном же случае природа забежала вперед. Это, по моему мнению, человек будущего.
Старичок помолчал.
— Если это так, то должны перевернуться вверх дном все наши представления о самом процессе эволюции органической материи. Прежняя философия и воззрения на явления жизни здесь совершенно неприложимы.
— Да, — вставил директор, — тогда пришлось бы допустить, что протоплазма с самого момента своего возникновения уже содержит в себе зачатки всех будущих форм. Таким образом, ход эволюции предопределен заранее, но… это противоречит очень многому. В то же время…
— А гениальность? — перебил его Магон, — разве это не скачок вперед? Разве гении всех времен принадлежали своей эпохе? Они морфологически и психически были людьми грядущих поколений. Массы научались их понимать через десятки и даже сотни лет после их смерти.