Адмирал умолк и задумался.
— Подумайте, — снова начал он несколько иным, мягким и вкрадчивым голосом, — подумайте, каково ваше положение? Уничтожив вас, мы действительно ничего не потеряем, потому что наша песенка в этом случае спета, и ничего, конечно не выигрываем… Но подумайте, — повторил он громче, — чего лишатся человечество! Не лучше ли будет для мира склониться перед нашей волей и обладать бессмертием!
Курганов слышал, как адмирал поднялся со стула.
— Слушайте, бессмертный! Еще не поздно, скажите им — Совету, Штабу, всему миру, что вы этого хотите, этого требуете. Они послушают вас! Этим вы сохраните жизнь себе, нам и не лишите человечество бессмертия…
— Вы, я вижу, — заметил Курганов, — очень озабочены судьбой человечества и призываете к жертвам, но этот вопрос может быть решен гораздо проще.
— Как это?
— Так. Отпустите меня и сдайтесь сами.
На минуту в кабине стало тихо, как в могиле.
— Нет, это невозможно, — вдруг крикнул адмирал, ударяя рукой по столу, — это обман или провокация. Я не поверю никаким обещаниям. Это все будет для нас той же гибелью…
Курганов смеялся. Адмирал подошел к нему вплотную и положил руку на его плечо.
— Время не ждет, сейчас мы пойдем наверх к хоккоку, и вы скажете Рабочему Совету, вы скажете… вы… — адмирал задыхался и не находил слов.
— Хорошо, скажу, — сухо ответил Курганов, поднимаясь.
Адмирал на минуту замер, с подозрительной недоверчивостью всматриваясь во мрак, откуда исходил голос Курганова.
— Идем, — глухо сказал он, наконец, ощупью направляясь к двери.
Дверь не заперта, и в машинном отделении никого нет. Магнит-дредноут закрыт весь снаружи. Отсюда все равно убежать невозможно. После мрака яркий свет в первый момент ослепил адмирала, но Курганов, благодаря темным очкам, не испытал этого. Он по-своему воспользовался этим мгновением. У самых дверей кабины в машинном отделении стоял небольшой столик. Курганов его давно заметил. Сбоку привинчены тиски и лежат разные инструменты. Адмирал не видел, как Курганов едва заметным движением схватил со стола маленький трехгранный напильник и сунул его в карман.
В дверях адмиральской кабины они столкнулись с одним офицером. В самой кабине видна целая толпа военных, сгрудившаяся перед хоккоком.
— Они принимают условия! — закричал офицер, увидя адмирала. — Сейчас говорит Совет. Они передают утром все воздушные эскадры и запасы негрона. Они просят комиссию…
Отстранив его с дороги, адмирал быстро вошел в кабину. Курганов не отставал. Оба они очутились перед самым экраном хоккока. На голубом фоне опять виден большой зал Совета. Среди небольшой группы на первом плане Курганов узнает членов президиума Совета, СТО и других высших гражданских и военных организаций. Их лица темны, почти безумны. При виде бессмертного они бледнеют и неподвижными, расширенными глазами впиваются в его холодное лицо.
— Отойдите, — тихо говорит Курганов, снимая очки и обводя всех окружающих бездонным, приковывающим взором.
Все невольно пятятся к стенам кабины. Курганов остается один перед экраном хоккока. В его распоряжении секунды. Одним нажатием кнопки офицер, сидящий за столом, может выключить связь с Советом. Курганов нащупывает в кармане напильник и подходит к самому экрану.
— Да здравствует Всемирный Союз!!! — гремит его металлический голос.
Молниеносным движением он вонзает напильник себе в левую сторону груди и, хватаясь одной рукой за гладкую поверхность экрана, медленно и тяжело опускается на пол.
МАЛЕНЬКИЙ ЭПИЛОГ
Адмирал ошибся. Области, занятые остатками сил капитала, были уничтожены и сравнены с землей не к полудню, а спустя только два часа после смерти последнего бессмертного. Мир еще не видел таких бешеных атак, такой безумной ярости, такого слепого, стремительного натиска. Это был один бешеный удар. Само возмездие черными негроновыми шарами смело с лица земли последние оплоты хищников.
Здесь, под Балтиконом, погиб и Лок. Не дождавшись главных сил, он геройски бросился во главе маленького отряда негрон-истребителей в самую толщу американских воздушных эскадр. Всеобщий подъем и ненависть были столь велики, что яростно уничтожалось все, сколько-нибудь напоминавшее былое господство человека-хищника.
Но время шло. Человечество, объединенное в один Великий Всемирный Союз, на двух обитаемых им планетах вступило на давно желанный путь развития, с трудом залечивая раны, нанесенные последней ужасной войной. Это был действительно последний случай, когда человек применил оружие против человека. Занималась заря новых времен.
Года три спустя после Всемирного Объединения мир был встревожен сообщением из Индии, что там обнаружен человек, многими чертами напоминающий бессмертного. Он служит сторожем на неоновом маяке у посадочной площадки. Слепой случай и здесь, как по сознательному злому замыслу, вмешался и спутал все карты. Комиссия, вылетевшая из Берлина в Индию, не застала этого человека в живых. Он, по своей неосторожности, упал с башни маяка и разбился насмерть.
Эти единственные уцелевшие останки бессмертного хранятся в Лондонском музее. Перед сосудом с формолом, в котором находится изуродованный труп бесполого человека с большой головой, всегда стоит молчаливая толпа.
Бессмертие опять стало мечтой. Но каждый знал, что оно достижимо, и верил, что рано или поздно опять раздастся радостный, безумный крик:
— Нет смерти!
И тогда вновь воплощенная сказочная мечта даст человеку не только освобождение и победу над рабством, но подчинит ему и само время, свергнет с черного трона самое страшное господство — власть смерти.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К РОМАНУ
Всеволод Валюсинский дал своему роману «Пять бессмертных» подзаголовок: «фантастический роман». На самом деле «Пять бессмертных» в значительной степени является и романом-утопией, социальной и научной. По прочтении этого романа всякому вдумчивому читателю становится ясно, что автор, перенеся время действия на два с лишним века, пытался хотя бы в фантастической форме разрешить ряд занимавших и мучивших его вопросов. Написан роман Вс. Валюсинского так, что не только увлекает читателя своей фабулой, но и заставляет его призадуматься над вопросами, которые он ставит, давая им фантастическое разрешение.
Попытаемся совместно с читателем разобраться в главнейших вопросах, поднимаемых Валюсинским в его романе. Прежде всего остановимся на характере самого романа.