— Опять?
— Да, опять. Там никого не было, но от взрыва в нижнем этаже, — это как раз было над угловой камерой, — с потолка обсыпались мраморные плитки.
— Ну да, понятно. Череп цел?
— Цел, только сотрясение…
— Кто он, откуда?
— Его зовут Карст, Амедей Карст, — отозвался один из присутствующих, — он появился здесь всего несколько дней тому назад и занялся самостоятельной работой. Никто не видел его лица. Как прилетел в темных очках и с шарфом на голове, так и не показывался иначе.
— Он работал в вашем отделении?
— Да. Он привез с собой животных. И все время что-то делал с ними. Нам неизвестно… Конечно, его никто не расспрашивал.
— Прибавьте свету.
Комната озарилась мягким голубым светом. Все тесно сдвинулись и обступили кровать. Невозмутимый и спокойный лежал между ними человек с большой головой. Его лицо хранило выражение важной мудрости. Бессознательно ощущалось всеми, что это существо высшего порядка. Это чувство было похоже на желание снять шапку и поклониться.
Молчание длилось минут пять.
— Пойдем, — сказал наконец Магон, — установите возле него дежурство. Как только очнется, дайте нам знать. Да, и никого лишнего не впускайте.
Пригласив с собой троих из профессоров, окружавших кровать пострадавшего, они пошли наверх в кабинет директора. Голубой дым сигар поплыл воздухе.
— Вы его исследовали? — спросил, наконец, Магон.
— Да, — задумчиво ответил профессор анатомии, маленький, горбатый старичок, — мы воспользовались его беспомощным состоянием и подробно его осмотрели, исследовали и даже сфотографировали. Я бы сказал, что нет такой точки его организма, которая бы не отличалась весьма резко от нормальной. Объем его мозга колоссален и вообще строение черепа… Но особенно поразительна атрофия половых органов.
— Однако, при всем том, — заметил другой, — это никак нельзя назвать уродством. Это нечто совсем другое.
— Мне кажется, что если бы нам было предложено, на основании всех данных нашей науки, воссоздать вид человека, каким он должен стать с течением времени, мы неминуемо бы пришли к тому, что видели сейчас внизу. Только отсутствие пола меня удивляет.
— Он очень, видимо, хрупок. Удар по голове был сравнительно слаб, но уже два часа он без сознания.
— Да. И это в соответствии со всей его организацией. Очевидно, все эти уклонения врожденны. Я думаю, что этот исключительный случай можно рассматривать как явление, прямо противоположное атавизму. В случаях атавизма организм дает картину возврата к старому. В данном же случае природа забежала вперед. Это, по моему мнению, человек будущего.
Старичок помолчал.
— Если это так, то должны перевернуться вверх дном все наши представления о самом процессе эволюции органической материи. Прежняя философия и воззрения на явления жизни здесь совершенно неприложимы.
— Да, — вставил директор, — тогда пришлось бы допустить, что протоплазма с самого момента своего возникновения уже содержит в себе зачатки всех будущих форм. Таким образом, ход эволюции предопределен заранее, но… это противоречит очень многому. В то же время…
— А гениальность? — перебил его Магон, — разве это не скачок вперед? Разве гении всех времен принадлежали своей эпохе? Они морфологически и психически были людьми грядущих поколений. Массы научались их понимать через десятки и даже сотни лет после их смерти.
Анатом покачал головой.
— Нет, этого нельзя сравнивать. Конечно, в зависимости от условий, некоторые единицы опережают своих современников, но это скорее отставание массы, а не ускорение развития этих единиц. Все зависит от условий. Сейчас, например, господствующий класс Америки не потому обладает большими знаниями и могуществом по сравнению с рабочим классом, что он гениален, но потому, что массам умышленно дается ограниченное образование. Если можно себе представить, что благоприятные условия наследственности, среды и многих неизвестных нам обстоятельств производят гения, то такое объяснение недопустимо в случае с нашим больным. Глубокие анатомические уклонения и притом исключительно в одном направлении, как бы по определенному плану…
— Почему же? Во время его утробной жизни могли быть какие-нибудь нарушения роста, питания, построения тканей, которые и вызвали такое необыкновенное уродство. Родившийся оказался жизнеспособным, и мы видим «человека будущего», как вы его называете.
— Слишком определенны и законченны эти аномалии. Но пока еще рано делать выводы. Подождем.
В молчании расходились из кабинета. Как только надо будет, директор их всех вызовет сюда. Оставшись одни, Магон и директор больше не говорили об этом странном уроде. Не раздеваясь, они устроились на ночь на диванах и молча курили. Они сами не заметили, как заснули. Был уже второй час ночи, когда Магону сквозь сон показалось, что делается что-то ужасное; не то пожар, не то наводнение, его кто-то хватает… Он открыл глаза и сразу сел на диване. Перед ним стоял его помощник.
— Идите. Он открыл глаза и просит пить.
Через минуту все были внизу. Человек с громадной головой спокойно переводил глаза с одного на другого. Его взгляд был пристален и тяжел. Тот, на кого он смотрел, чувствовал неловкость, спутывавшую все тело, и невольно опускал глаза. Очевидно, заметив это, лежавший перевел взгляд на потолок и слегка прищурился.
— Что со мной произошло?
— Над вами взорвался пиктол, и с потолка обсыпались плитки, но череп дел и даже…
— Цел?
— Да. Ни одной трещины. Даже на коже нет ссадины. Очевидно, просто сотрясение. Как вы себя чувствуете?
— Ничего. Дайте пить.
Ему принесли воды. Карст с беспокойством думал, как он выпутается из этой истории. Теперь они его не оставят в покое.
— Кто меня видел? — прямо спросил он.
Магон и директор значительно переглянулись.
— Никто, кроме здесь присутствующих. Вас принесли из вашей камеры в шарфе и темных очках.
— А кому известно?
— Пока еще никому, кроме нас. Мы воздержались от огласки, но некоторые слухи все же проникли…
Карст бросил на директора взгляд, заставивший того съежиться.
— Я вам отвечу на те вопросы, которые вы, конечно, собираетесь мне задать, но требую пока полной тайны. Я не хочу, чтобы меня трепали по экранам и втискивали в хоккок.
Я удовлетворю любопытство, но только ваше. А теперь оставьте меня до утра. Я слаб и хочу спать.
Оставшись один, Карст тщательно обдумал свое положение. Несомненно, за ним установлен надзор. Надо во что бы то ни стало избежать огласки. Сейчас пока, очевидно, его видели только эти люди, но если…
Карст попробовал сесть, но сейчас же откинулся снова на подушки. Голова кружилась и тупой болью ныло темя.
«Как все это глупо вышло! — думал он, поворачиваясь на бок и чувствуя, что сон действительно его одолевает. Надо поговорить с Кургановым».