Что касается сущности, она есть реальность, она есть таковость, она есть совершенство, она есть непорочность, она есть чистота, она есть безмятежность. Когда человек приближается к ней, он становится мудрым и искренним. В ближайшем она делает людей достойными и искренними; в отдалённом она создаёт святых и великих совершенномудрых. Вот почему совершенномудрые наставляли людей, опираясь на учение о природе, а не о чувствах.
Чувство и природа существуют всегда. Когда пытаешься отыскать их, не можешь их ухватить; даже если попытаешься отсечь их, им нет конца. Небо и земля имеют конец, но душа природы не умирает.
Различные состояния земного существования могут переходить друг в друга и изменяться, но бремя чувства не снимается. Поэтому людям необходимо различать чувства и природу. Если люди воспитаны на основе учения о чувстве, они остаются в царстве рождения и смерти. Если люди воспитаны на основе учения о природе, они способны выйти за пределы рождения и смерти. Обучение на основе чувства ограничено; обучение на основе природы не имеет пределов. Если заявляешь о намерении выйти за пределы рождения и смерти, если отрицаешь их, значит, ты не ведаешь сущности природы и отсекаешь источник постоянного возрождения.
Малому знанию не достичь большого знания; удел петуха — кухонный котел, разве не так?
Когда сознание возбуждается, это называется действием. Действия, соединяемые одно с другим, образуют опыт. Опыт относится и к внутреннему, и к внешнему. Какое сознание не возбуждается? Кто не переживает в опыте деятельность мириад существ? Образ действия тёмен и загадочен; сила воздействия опыта простирается далеко. Вот почему люди ничего не замечают и ничего не боятся. Учение совершенномудрых внимательно ко всякого рода действию; поэтому люди получают возможность постоянно быть настороже и остерегаться возбуждения сознания.
Внутреннее переживание называется «побуждением», внешнее переживание называется «откликом». «Побуждение» считается причиной; «отклик» считается следствием. Таким образом, задействуются все конкретные и абстрактные формы причины и следствия.
Однако движение сознания может быть неправильным, а может быть гармоничным; вот почему возникают хорошие и плохие чувства. Поскольку возникающие чувства то хорошие, то плохие, в ответ появляются либо счастье, либо беда. В зависимости от того, насколько глубоки чувства, последствия могут быть или незначительными, или весьма серьёзными. С незначительными можно справиться, а вот от серьёзных избавиться невозможно.
Хорошее и плохое могут предшествовать одно другому или следовать одно за другим; беда и счастье могут подступать постепенно либо стремительно обрушиваться. Даже через десять поколений, через десять тысяч поколений невозможно избежать влияния последствий. Они не ограничиваются жизнью одного поколения. Тот, кто сомневается в этом только из-за того, что на протяжении жизни одного поколения хорошее либо плохое не проявляются, просто не понимает закона причины и следствия.
Если награды не основываются на правильном понимании причины и следствия, то как можно побудить людей к добру? Мы не видим, как растут деревья, но, тем не менее, они день за днём расцветают; мы не видим, как стачивается точильный камень, тем не менее, он уменьшается день ото дня. Точно также обстоит дело и с человеческими поступками, поэтому как мы можем не уделять этому внимания?
СЮЭ-ДОУ
Дэ-шань как-то сказал общине: «Сегодня я не буду отвечать ни на какие вопросы. Любого, кто задаст мне вопрос, я ударю палкой».
Тут вперёд выступил один монах, поклонился, и Дэ-шань тут же ударил его.
«Но ведь я ещё не задал вопроса!» — воскликнул монах.
«Откуда ты?» — спросил Дэ-шань.
«Из Кореи», — ответил монах.
«Ты заслужил удар ещё до того, как вступил на борт корабля!»
Когда Фа-янь привёл эту историю, он сказал: «Слова великого Дэ-шаня двойственны».
Юань-мин поведал эту историю и добавил: «У великого Дэ-шаня голова дракона, но хвост змеи».
Сюэ-доу прокомментировал историю так: «Хотя почтенные наставники Фа-янь и Юань-мин искусно подрезали длинное и удлиняли короткое, отказывались от тяжёлого и использовали лёгкое, этого недостаточно, чтобы постичь смысл слов Дэ-шаня. Почему?
Дэ-шань словно держал свой авторитет по ту сторону двери; а меч его не позволял разразиться беспорядку даже в том случае, если он не отсекал им то, что должен был.
Вы хотите увидеть монаха из Кореи? Он просто слепец, налетевший на столб».
Бай-чжан во второй раз позвал Ма-цзу и стоял, весь внимание. Ма-цзу уставился на метелку, висевшую на краю сиденья.
Бай-чжан спросил: «Отождествляемся ли мы с этим действием или устраняемся от него?»
«Потом, когда ты начнёшь проповедовать, что ты станешь использовать для помощи людям?» — спросил Ма-цзу.
Бай-чжан взял метелку и поднял её над головой.
«Ты отождествляешься с этим действием или устраняешься от него?» — спросил Ма-цзу.
Бай-чжан повесил метелку обратно.
И тут Ма-цзу закричал, да так громко, что Бай-чжан три дня ничего не слышал.
Сюэ-доу поведал эту историю и сказал: «О достойные мужи учения! Ныне тех, кто блуждает по узким протокам, великое множество, но как же мало тех, кто находит путь к истоку. Все говорят, что, когда Ма-цзу закричал, Бай-чжан обрёл великое пробуждение. Но так ли это на самом деле или нет?
Некоторые иероглифы походят друг на друга и смешиваются, но обладающие хорошим зрением люди в состоянии различить их. Когда Ма-цзу сказал: «Потом, когда ты начнёшь проповедовать, что ты станешь использовать для помощи людям?», Бай-чжан поднял метелку над головой — вы думаете, что это нечто вроде насекомых, поедающих дерево и случайно образующих рисунок? Или полагаете, что это всё равно, что одновременно сбросить панцирь и спрятаться под него?
Вы хотите понять три дня полной глухоты? Чистое золото, хорошо обработанное, не должно менять цвета».
Один монах спросил Сюэ-фэна: «Что это такое «древний поток холоден с самого своего истока?»»
«Когда ты всматриваешься в пего, ты не видишь дна», — ответил Сюэ-фэн.
«А что будет с тем, кто выпьет из него?» — вновь спросил монах.
«Он не попадает внутрь через рот», — сказал Сюэ-фэн.
Монах передал Чжао-чжоу то, что ему сказал Сюэ-фэн.
«Он не может попасть внутрь через ноздри», — сказал Чжао-чжоу. Тогда монах спросил Чжао-чжоу: «Что это такое «древний поток холоден с самого своего истока?»»
«Больно», — ответил Чжао-чжоу.
«А что с тем, кто выпьет из него?» — спросил монах.
«Он умрёт», — ответил Чжао-чжоу.
Когда Сюэ-фэн услышал об этом, он сказал: «Чжао-чжоу — древний будда; отныне я более не буду отвечать на вопросы».
Сюэ-доу поведал эту историю и добавил: «Все говорят, что Сюэ-фэн не пошёл дальше поставленного монахом вопроса, поэтому Чжао-чжоу и не согласился с ним. Если вы поймёте его буквально, то глубоко разочаруете древних.
Я не согласен. Только тот, кто может отсекать ногти и отрезать железо, является настоящим наставником. Того же, кто снисходит до низших, кто равняется на высших, едва ли можно назвать последователем учения».
Цао-шу спросил монаха: «Откуда ты недавно вернулся?»
«Из государства Хань», — ответил монах.
«Почитает ли император Хань учение Будды?» — спросил Цао-шу,
«Как плохо! Хорошо, что вы спросили меня! Если бы вы спросили кого-нибудь другого, стряслась бы беда!»
«Что ты делаешь?» — вновь задал вопрос Цао-шу.
«Я не вижу даже существования людей — какое же учение Будды можно в таком случае почитать?» — сказал монах.
«Сколько лет прошло с тех пор, как ты дал обет?»
«Двадцать».
«Так вот тебе наказание за то, что ты «не видишь существования людей!»«— воскликнул Цао-шу и ударил монаха.
7
Имеется в виду Корея (Хангук — в китайском чтении «Хань-го», Государство Хань). — Прим. ред.