Вернувшись к себе, Алексей Петрович посидел минуту-две за столом, обдумывая, где можно сейчас отыскать Карин.
Предстояла длительная разлука, и он должен был подготовить к ней Карин. Подвинув аппарат, набрал номер общества. Карин там не оказалось. В магистрате, в отделе культуры — тоже. Тогда, поколебавшись еще минуту, он набрал ее домашний номер. В трубке что-то щелкнуло, раздался ее голос, и Алексей Петрович, подивившись своему почти юношескому волнению, довольно спокойно произнес:
— Добрый день, фрау Дитмар. У аппарата майор Хлынов. Вы не собирались быть сегодня после обеда в обществе?
Необычайным был этот звонок к ней домой, и голос Алексея Петровича показался ей странным, во всяком случае, она мгновенно поняла, что произошло что-то неприятное.
— Да, в три часа. Но если дело срочное, приеду сразу.
— Пожалуйста, приезжайте.
Они встретились, как всегда, сдержанно, спокойно. Но пройдя в небольшую комнату за библиотекой, где они обычно просматривали русские журналы, Карин тревожно заглянула в глаза Алексея Петровича.
— Что случилось?
— Я должен ехать в отпуск.
Карин опустила руки, тихо спросила:
— К жене?
Он качнул головой.
— Моя жена погибла шесть лет назад. И жена и двое детей. У меня никого нет. — Он хотел добавить «кроме вас», но сдержался.
Сердце Карин переполнилось состраданием и нежностью. Не думая, что в комнату в любой миг могут войти, она взяла Алексея Петровича за руки.
— Я этого не знала. Выходит, я даже счастливее вас: у меня есть сын. Вы вернетесь в Шварценфельз?
— Конечно. Только не скоро.
— Все равно — возвращайтесь. Я буду ждать.
«Огненный факир» Гроше, как и десятки таких же негодяев, схваченных в те месяцы в Советской зоне, не мог бы творить свои гнусные дела, если бы не поддержка с Запада. Стараниями правящих кругов, в первую очередь, Соединенных Штатов Америки и Великобритании, Западный Берлин был превращен в первые послевоенные годы в подлинный рассадник шпионажа и диверсий против Советского Союза и Восточной Германии. Каких только разведок не было там напичкано, каких только антикоммунистических групп, союзов и организаций! Трудно сейчас представить, сколько яда, ненависти, злобы и грязи источали они каждый день, каждый час! Сколько труда и изощренной выдумки было положено на то, чтобы не дать окрепнуть демократическому строю в Восточной Германии, сколько вылито чернил, вложено денег, сколько загублено человеческих жизней во имя этого!
Работали против советских властей и против новой Германии и недобитые фашисты, и наши вчерашние союзники — ловили заблудшие души, вербовали, подсылали шантажистов и провокаторов, стреляли и соблазняли, клеветали и обманывали. Не было таких форм борьбы, которые они считали бы неэтичными или запрещенными.
Особую активность проявляли обосновавшиеся в Западном Берлине отделение американской контрразведки Коунтер Интеллидженс Кор, сокращенно СИС[5], во главе с полковником Уоллаком (он же Томпсон, он же Лоренц, по прозвищу «Увалень»), и отдел военной разведки Милитер Интеллидженс Дивижен, сокращенно МИД[6].
Именно работнику СИС, капитану Билу, еще в начале 1948 года пришла в голову идея использовать в своих целях бывшего штурмбанфюрера СС Райнера Хильдебрандта, занимавшегося в частном порядке розыском родственников немецких военных преступников. Люди эти, служившие некогда в гестапо, СС, СД и иных фашистских ведомствах, с помощью Хильдебрандта разыскивали своих родственников, подхваченных водоворотом войны и первых месяцев послевоенного хаоса. По поручению Била Райнер Хильдебрандт не столько занимался розыском, сколько создавал картотеку на этих самых «бывших», и к лету 1948 года настолько преуспел, что один вести работу уже не мог. Ему было дано указание — подобрать легальную группу в количестве 25 человек, чтобы иметь право создать благотворительное общество. И сразу же после раскола Берлина, в июне 1948 года, Хильдебрант, теперь уже доктор Хильдебрандт, обратился в западноберлинский сенат за разрешением основать «общество» под названием «Группа борьбы против бесчеловечности», сокращенно по-немецки КГУ[7], в ноябре это «общество» было занесено в списки официально дозволенных, а затем три западные комендатуры признали это «общество» политической организацией. С «Группой борьбы» тут же установили связь и СИС через майора Роткруга и МИД через майора Дина Ливинстона.