Но вот Алексей Петрович сообразил, что Карин не просто пробирается среди стволов — она явно шла к определенной цели.
Он спросил:
— Ты знаешь эти места?
Карин кивнула:
— Да, мы любили бродить тут с братом — я была еще подростком, и мы часто сюда ходили... Здесь был такой чудесный грот, где-то неподалеку...
Они нашли этот действительно чудесный грот.
У входа пол был плоский, песчаный и сухой, здесь можно было стоять, чуть пригнувшись. Дальше, в глубине, высвечивались из полумрака свисающие с потолка сталактиты, и оттуда, из глубины, тянуло сыростью.
Карин и Алексей Петрович почему-то перешли на шепот:
— Нравится? — она обвела глазами.
— Конечно. Только тебе, наверное, холодно. Пойдем на солнышко.
Они подошли к выходу — прямо перед ними вздымались могучие стволы, и такие же стволы уходили вдаль по отлогому склону, и сквозь кроны сосен пробивались солнечные блики, то золотя бронзовую кору, то подчеркивая густую зелень хвои.
Алексей Петрович снял рюкзак, упрятал его в тень, уселся в мягкую, шелковистую траву рядом с гротом. Он справился с волнением, охватившим его полчаса назад, — оно сменилось приливом чуть ли не отеческой нежности к этой доверившейся ему женщине. Покусывая травинку, попросил:
— Расскажи о своей семье.
Карин опустилась рядом с Алексеем Петровичем, сняла шляпку — здесь и так хватало тени.
— Представь себе, моя мать в молодости без памяти влюбилась в одного человека. Он был ей не ровня — владелец крохотной столярной мастерской. Такой, знаешь, фабрикант — сам стоял за верстаком. Ну, и двух рабочих держал, а потом мои братья подросли, тоже там работали, пока работа была. Отца звали Карл-Мария Нойкирхен. Ах, какой он был в молодости: статный, с усами, волосы русые, волнистые... И мать за него вышла — наперекор всему, ее-то родители этого брака не хотели, куда там: бабушка, мамина мать, оперная певица, разве можно было отдать дочь за этакого мужлана, он скрипичный ключ с каким-нибудь другим перепутает! Потом ничего, обошлось... Старший брат Иоганн был коммунистом. В наших краях коммунисты большую силу имели — тут в двадцатые годы прямо настоящая революция была, Саксонская рабочая республика. Макс Гельц — о нем тогда много газеты писали — он в Москву ездил, ему там за руководство революционными боями орден дали, не знаю только, как называется. Отсюда он и был, Макс Гельц[14], из Фогтланда, это от нас на юг, на Плауэн, километров семьдесят... Герхард, мой второй брат — тот был СА, штурмовик. Ах, как они ругались! Ну, мне до их ругани дела не было: я тогда ничем, кроме пения, не интересовалась. Жилось в те годы трудно: мне было лет четырнадцать-пятнадцать, и я все хорошо помню. То у отца заказов нет, то братья без работы. Иоганн, бывало: «Тельман говорит, рабочим надо...», а Герхард: «Плевать я хотел на твоего Тельмана! Рем и Гитлер — вот люди! У них дела, а не слова!» А как они раз подрались. Герхард сказал, что Тельман и все коммунисты — русские наймиты, а Ганс ему кулаком в ухо! Отец сказал: «Хватит! Убирайтесь из дома! Живите как хотите и деритесь где хотите, а здесь чтоб было тихо!» А братья меня сильно любили. Так они ко мне через неделю ходили, по очереди. Год ходили и друг друга не видели. А потом наци к власти пришли. Герхард флаг со свастикой вывесил... Отец смолчал... А Иоганн пропал. Невеста у него была, она потом замуж за другого вышла — так вот ей передали, что он в Испании погиб. Это уже после передали, в тридцать девятом, тогда она и вышла, а то все его ждала. А Герхард тоже погиб, в России... — она подумала — вместе с Рудольфом, ее мужем, потому что они были друзья, Рудольф и Герхард, вместе служили в танковой дивизии, но говорить об этом сейчас было немыслимо, невозможно, сейчас для нее существовал лишь один человек, этот русский, и она просто замолчала, прижавшись к его сильному плечу. Так сидели они, не замечая времени, и на них снова надвинулось то великое, когда слова не нужны и даже можно закрыть глаза и не смотреть в лицо друг другу. И высокие, могучие сосны надежно укрыли их от всего мира.
14
Макс Гельц — один из первых иностранных революционеров, награжденный Советским правительством орденом Боевого Красного Знамени.