Заявление было написано по-английски, Джекоб тогда по-русски писать не умел, Константин Михайлович заявление взял и от себя написал, что мистер Джекоб Мерлисс как инженер знающий, квалифицированный и исключительно добросовестный, может принести большую пользу, и еще много чего писал, с разных сторон обхаживая ту же мысль, потому что прямо написать про Лену с ее русой косой не считал возможным...
У Мерлисса и у Лены Окуневой перед войной уже были две смышленые девчонки, Яков Мерлисс работал начальником смены на ТЭЦ. А ведь не всегда оно так хорошо выходило: бывало, и плакали на вокзале девушки, провожая иностранных инженеров: одни не решались остаться здесь, другие — ехать на чужбину...
И уж никак не думал полковник Егорычев, что в подобную передрягу может попасть его заместитель, майор Хлынов.
Алексея Петровича Хлынова полковник Егорычев знал еще с войны: они служили в одной дивизии.
Хлынов был радиосолдатом.
С рупором или микрофоном он выползал на ничейную землю, подбирался вплотную к немецким позициям и разговаривал с противником. За ним охотились, его накрывали минометным огнем. Дважды Хлынов был ранен. В сорок четвертом, под Бобруйском, он с автоматчиком пробрался в занятую немецким батальоном деревню и битый час втолковывал набившимся в землянку немецким офицерам, что вся их 9-я Армия попала в котел и что, если они хотят избежать ужасов Сталинграда, сдаться сейчас — самое время. Положение у немцев и впрямь было отчаянным: батальон здорово потрепали русские танки, боеприпасов почти не осталось, связь с соседями была нарушена, да и спокойствие и уверенность, с которыми пришел этот русский старший лейтенант, сделали свое дело: немецкий командир батальона застрелился, остальные строем примаршировали за Хлыновым в плен...
Знал полковник Егорычев и личную драму Хлынова, знал, что вся его семья погибла, что родителей у него нет, умерли еще в гражданскую, он детдомовец. Одиночество Хлынова здесь, в Германии, не бросалось в глаза, здесь после 1948 года все офицеры жили без семей. Но одно дело, когда знаешь: еще год-два, служба за рубежом кончилась и поехал к своим, другое — когда ехать не к кому!
В Галле полковника вызывали не только в связи с теми событиями, которые — теперь это было все очевиднее — назревали в Восточной зоне. В Земельной комендатуре ему дали прочитать анонимку, из которой следовало, что майор Хлынов морально разложился, вступил в связь с немецкой певицей Карин Дитмар и тайком посещает ее на квартире.
Полковник, прочитав анонимку, несколько минут собирался с мыслями. Он был самого высокого мнения о майоре Хлынове — как о человеке и работнике. Он знал и Карин Дитмар, не раз бывал на ее концертах и не мог не понимать, как велико значение того, что она делает. Он никогда не ставил этих людей — майора Хлынова и Карин Дитмар — рядом друг с другом, такая мысль не приходила ему в голову, но теперь мысленно поставил и устало подумал: как жаль, что она немка — уж очень эти люди подходили друг к другу и душевным своим настроем, и умением отдавать всего себя любимому делу. Подумал и вспомнил, что Алексей Петрович в последнее время стал говорить о Карин Дитмар очень уж тепло, да и Карин так иной раз на майора взглядывала... Все это теперь явственно проступило в памяти, приобрело внутренний смысл...
Полковник Егорычев не подумал, что если анонимка подтвердится, намнут бока не только майору Хлынову: ему самому, коменданту, тоже изрядно перепадет. Не подумал об этом потому, что не это его сейчас волновало. Он отлично знал, что будет дальше: проверка, вызов Хлынова в Берлин, в Управление военных комендатур, и — если анонимка подтвердится, — Хлынов обратно не вернется: его отправят на родину.
Но оставаться сейчас, накануне таких важных событий, без Хлынова полковник не мог — слишком большую роль играл Хлынов в городе и округе. Да и сам по себе отзыв Хлынова вызовет в городе ненужный резонанс...
Работник Земельной комендатуры, ознакомив его с анонимкой, давно уже убрал ее в сейф, а полковник все думал, изредка поглаживая темя огромной рукой, сам этого не замечая. Наконец он сказал:
— Время сейчас такое, — комиссию к нам, пожалуй, посылать не стоит. Я с майором Хлыновым сам поговорю. Он мужик честный и прямой. Если там, — полковник кивнул на сейф, — верно сказано, Алексей Петрович все как на духу выложит.