Карин, чуть поколебавшись, согласилась: в конце концов, посмотрим, что за вопросы, не на каждый можно давать ответ...
— Мадам вышла замуж вторично?
— Нет. Я вдова.
— Я полагал — у мужа была фамилия Мальцан...
— Мы с ним так договорились. Я не хотела менять артистическое имя, под которым уже была известна.
Ньюмен понимающе склонил голову:
— Да, прошу прощения. Мадам — артистка? Кстати, мадам известно, что артисты в Западной Германии получают гонорары значительно больше, чем в Восточной?
Карин внимательно посмотрела на собеседника. Открытое, благожелательное лицо, аккуратные усики. Только вот глаза — умные, все понимающие, — словно бы ждут чего-то. Что он хочет от нее?
— К чему этот вопрос?
— Не сердитесь, прошу вас, но мне кажется, что эта сумма, — Ньюмен взглядом показал на бланк перевода, — ненадолго вас выручит.
— Откуда вы взяли, что меня надо выручать?
— Зачем же мадам тогда приехала?
— Мы решили, что не можем отказать Арно, моему сыну и сыну господина Мальцана, в этих деньгах...
— Простите, мы — это мадам и... — Ньюмен выжидающе остановился. Вот сейчас она сошлется на некоего друга, и можно будет перевести разговор на него: сам назвать русского майора Ньюмен не мог.
— Мы — это я и моя мама. Если бы не она, я вообще бы не приехала сюда.
Пилюлю Ньюмен проглотил спокойно. Умная женщина. Ньюмен и секунды не сомневался, что русский майор обо всем знает, что эта красивая артисточка обсудила со своим любовником все мыслимые варианты. При чем здесь крошка Арно? Они просто соблазнились кругленькой суммой, это ясно. Хорошо, что не пожадничал, когда заказывал этот фальшивый перевод...
— Мадам решила истратить все деньги на ребенка?
— Разумеется. Это его деньги, они принадлежат мальчику по праву.
— Но вы вдова капитана Рудольфа Мальцан. Кто может лишить вас прав на эти деньги?
Карин настороженно смотрела в улыбчивое лицо собеседника. Что он знает о ней? Если они нашли ее адрес, то могли расспросить о ней соседей. Могли узнать и про Алексея Петровича... Иначе чем вызван этот иезуитский вопрос? Да и она хороша: позволила играть с собой. Она недовольно выпрямилась, вскинула голову.
— Я полагаю, мои личные убеждения не касаются ни вас, ни «Группы борьбы», ни погибшего господина Мальцана, ни его загадочно всплывших денег. Я не хочу и не могу ими пользоваться: они — цена крови Мальцана и других несчастных. Цена ландскнехтов. Ребенок не может отвечать за свое сиротство. Но я человек достаточно взрослый.
Внешне Ньюмен никак не реагировал на эту речь: он остался все таким же улыбчивым, таким же благожелательным. Просто он понял, что с этой артисточкой в кошки-мышки играть нельзя. И не дай бог, если она что-нибудь заподозрит. Но чем все же русские покоряют людей? Конечно, это не Христина, не пятнадцатилетняя восторженная девчонка. И эта зрелая, умная женщина о том же: «купленая кровь», «ландскнехты»... А мужа не назвала по имени: «господин Мальцан». Всё занял русский майор — все уголки сердца.
— Мадам, еще раз прошу не сердиться. Я бы хотел, чтобы вы видели и во мне, и в «Группе борьбы» прежде всего друзей. Друзей, всегда готовых прийти вам на помощь. Вам и тем, кто вам дорог. А теперь заполните, пожалуйста, бланк, распишитесь, и вот ваши деньги.
В первый миг Карин смутил вид банкнот: они были совершенно необычными. Потом поняла: западные марки! Тысяча триста семьдесят пять! Если шофер не соврал — тринадцать тысяч восточными! Карин, уже доставшая ручку, чтобы расписаться, не снимая колпачка с пера, постучала ею по ладони.
— Почему вы даете мне эти деньги? Вы же знаете — у нас в Восточной Германии они не ходят.
— Но, мадам, сейчас есть только одно германское государство — Федеративная Республика. Она признана союзными державами, имеет свою валюту, и мы по справедливости должны выплатить вам перевод погибшего мужа в валюте этого государства. И уж если волей судьбы вам, мадам, приходится пока жить в зоне, где эти деньги не ходят, то обменяйте их, пожалуйста, здесь, в Берлине, на восточные.
— Нет, нет. Я приму от вас всю сумму, 1375 марок только в нашей, восточной, валюте. — Карин сама не понимала, почему она заупрямилась. Она с самого начала боялась подвоха, и теперь ее просто ошеломила эта громадная сумма. Нет, нет, таких денег она брать не может, тут что-то не то. Господи, что подумает о ней Алексей Петрович, ведь она все равно ему обо всем расскажет! Она теперь вообще не понимала, как могла отважиться на эту поездку, не посоветовавшись с ним. Что за глупая щепетильность!