Смит. Да, я чрезвычайно устал и буду благодарен.
Сем. Сем. Пожалуйте.
Смит. Прекрасная хозяйка и милая девушка… до свидания! Мне будут сниться Юноны и Психеи (уходит).
Юлия. Странный…
Лид. Вас. Очень, очень милый юноша!
Юлия. Странный… Но это все равно… У них могут быть свои странности. Восемь месяцев тюрьмы, одиночки… Все эти лишения могли сделать психопатом… Но лицо у него открытое, отважное и симпатичное.
Лид. Вас. Очень, очень.
ЗАНАВЕС.
Картина II
(Занавес сейчас же снова подымается. Та-же комната. Ночь. В окно светит луна).
(Входит осторожно Смит; он без сапог).
Смит. Ну, Мишка, не плошай! Сделаем партизанское выступление! Кабинет, кажется, рядом, и денежки, несомненно, в письменном столе. Но как я бесподобно разыграл революционера! За обедом как я был блестящ!.. Барышня только вот… Умна подлая… Как-то все вопросительно смотрит. Я нарочно для неё подпустил гражданского огня, сколько мог. Все припомнил, что в газетах читал, что от политических на этапах выслушал. Колебался я — не остаться ли до завтра, потому что мадаму я совсем обработал и иметь с ней амуры через два-три дня мог-бы… Но хоть и не дурна еще и можно-бы побаловаться помещицей, да лучше и вернее зацепить кассу и айда! Чу! дверь скрипит! Идет кто-то! Ай-ай-ай!.. Убегай, Мишка!
Лид. Вас. (входит со свечей). Кто здесь ходит?
Смит. (в сторону). Смелей! Отступление отрезано! (громко). Pardon, я несколько неприличен, — без сапог, но я не хотел будить дом..
Лид. Вас.. Я сплю ужасно чутко и услышала, как скрипнула половица… Чего вы искали? Вы куда-нибудь хотели пройти?
Смит. Куда хотел пройти? Чего я искал? Вы спрашиваете? Казните меня! Скликайте весь дом! Скажите всем, что я вор, что я хотел похитить у вашего мужа его достояние! Отдайте меня опять в руки полиции! Да, я вышел без сапог с преступной целью, я искал… вашей двери! вашего ложа!
Лид. Вас. Безумный юноша!
Смит. Люблю! Это слово способно заглушить все своды законов и трубы архангельские. Люблю! За любовь — все прощают!
Лид. Вас. Неужели вы думаете, что женщина может отдаться незнакомцу, которого она видела несколько часов?
Смит. Сударыня, я вишу над пропастью, на дне. которой клокочет поток, крутятся усы жандарма… Надо мною голова бешеного верблюда с распростертыми руками прокурора. Я схватился за ветвь, и вот я увидел ягоду… О, какую ягоду!.. Красную спелую клубнику, сладкую клубнику… Я тянусь к ней, сударыня… Послушайте… Мы в вечном бою… Мы отверженники общества. Мы скитальцы… Неужели вам не хочется внезапным движением милосердия дать одному из рыцарей… рыцарей духа минуту сладостного отдыха… Бросить цветок изнемогающему на арене цирка… О, madame! И еще одно: брак! Да ведь это посмешище для всякого социалиста и даже просто умного человека. Я уважаю вашего супруга, но ведь он, согласитесь, старый колпак! Умеет-ли он любить? Может-ли он совершить, так сказать, литургию Венеры? И не тянет-ли такую розу, пышную розу, как вы, к палящему солнцу юга? О, я умею любить! Зной и ад! Одна купчиха говорила мне: «только ты, да цыган Прошка и умеете любить!» Да… Впрочем, к чёрту купчиху, мимолетный грех молодости, к чёрту и Прошку… Ты предо мною в сиянии луны… Ты, я, любовь, луна, тишина… Тайна.
Лид. Вас. Боже… Пощадите… Я близка к падению!..
Смит (напевает).
Лид. Вас. Услышат.
Смит. Пойдем! (Поддерживая ее ведет двери). Нас ждет блаженство рая!
Юлия (входя). Кто тут? Кто здесь поет?
Лид. Вас. (быстро шмыгает в комнату и закрывает деверь).
Смит. Гм, гм! Это я… Простите, помешал спать вам… Я совсем стал маньяком… Не сплю, грежу… Вышел сюда, луна светит и запел… Поется, знаете, что-то… Просто… (напевает). Вы жеертвою паали…
Юлия. Я рада, что встретила вас наедине, Мне надо серьезно поговорить с вами.
Смит. Я к вашим услугам.
Юлия. Брат не пишет мне давно, да и писать ему откровенно я боюсь. Здесь кругом никого нет… Не к кадетам же обращаться… Между тем я больше не могу так жить. Стыд измучил меня. Страшная борьба кипит вокруг. Раненое на смерть правительство рассвирепело и рвет в куски наш народ… Читаешь, и болит, болит сердце!.. Смотришь на этих несчастных мужиков, и злоба тебя жжет, и рыдания давят горло… Нет, не могу. И эти герои, которые падают один за другим в своей ужасной и божественной борьбе! Господин Смит, я вас не знаю. Все, что знаю о вас, это что вы революционер, социал-демократ, а следовательно, товарищ моего брата… И вот я обращаюсь к вам… Стыд меня душит… Я не могу прозябать тут в качестве барышни… Я хочу работать… Я вовсе не ценю себя… Я заурядная девочка-подросток. Щадить меня в такое время было — бы преступно — для революционера, еще преступнее для меня самой. Ни на какое сложное дело, — требующее ума, образования я не гожусь. Но куда-нибудь гожусь же? Я готова голодать, холодать, уставать, я не боюсь опасностей, я выполню, как верный солдат, всякое предписание, — точно, до последнего усилия буду я служить великому делу. Храбрость, преданность, готовность повиноваться — ведь годится же все это на что-нибудь? Помогите же мне. Не отговаривайте меня — это грех для революционера и бесполезно. Помогите мне — вырваться отсюда. Я все равно не хочу умереть от стыда, сидя между мамой и папой, я убегу сама… Возьму револьвер и пойду хоть чем-нибудь помочь революции, хоть одним уменьшить орду её врагов. Время страшное, оно девочек обращает в бойцов, рука которых тверда. Каждую ночь мне снится она, Маруся, с её звездочками-очами, чудными, ясными… И она зовет меня! Как Богородица Жанну Д'Арк. Помогите мне. Научите, как бежать и к кому обратиться; я хочу, чтобы мною пожертвовали для чего-нибудь с пользой. Вы меня оскорбите, если не поверите, что это серьезно. Я вовсе не экзальтированная барышня, которая представляет себе жертву сладостной. Я много раз переживала в своем воображении всякие пытки и физические и нравственные, и нет такого страдания, которое не казалось бы мне спасением рядом с пыткой быть просто наблюдательницей геройской борьбы, геройской гибели дорогих, любимых братьев по духу, по надеждам… Вы поняли меня?
Смит (молчит).
Юлия. Вы мне поможете? Что же вы молчите?
Смит. Откровенное признание за признание… Вы — святая, я — негодяй. Я вовсе не революционер. Я профессиональный вор, бежавший из тюрьмы. Я хотел обокрасть вашего батюшку… Я… будет! Я ухожу сейчас же. Сию же минуту!.. У Мишки Меркулова своя дорога. Прощайте-с! Люди очень разные бывают на свете… Очень разные (уходит).
ЗАНАВЕС.
Бомба
Фарс
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Князь Борис Иванович Клещ-Чернобыльский; высокий, худой старик с отвисшей губой, слегка волочит ногу, в очках. Лицо неизменно строгое, глаза с оттенком мистически-потусторонним. говорит медленно, растягивая слова и на «э» например: «гэсудэрственный вопрос». Вельможа не у дел.
Гавриил Валерианович Ознобин, секретарь князя Бориса, юркий молодой человек, во всех отношениях великолепен, блещет умом, зубами, булавкой, портсигаром и пр. достоинствами.