У колодца Степа присел на корточки и долго, не отрываясь смотрел вниз. В одной из стен, чуть повыше того места, где было раньше дно, сочилась вода. Тоненькой струйкой она стекала вниз и, достигнув песчаного дна, исчезала, как в решете.
«А отец был прав, — подумал Степа. — Он же говорил, что вода никуда не уйдет. Вот она, эта вода! Хоть и глубоко, но все же она здесь, под землей. А откуда она пришла?» Степа огляделся. От колодца к коровнику через все пастбище и еще дальше, к подножию Черного мыса, тянулась еле заметная низинка. Неужели оттуда? Вот бы перехватить воду там! Степа пожалел, что Пашка и Митя ушли в Камышанку, а то бы он уговорил их сейчас же начать откапывать колодец возле коровника.
До обеда Степа не знал, куда себя девать. Он крутился то на берегу, то во дворе, то забегал к Пашке и Мите, но те все еще не появлялись. Тогда он взял сачок, кухонный нож и отправился за мидиями. Надо же когда-нибудь найти новые жемчужины для школы. Да и Любаше он обещал набрать жемчужин на бусы.
Уже больше двух недель они не разговаривали друг с другом. Степа хотел и ждал примирения. Он мечтал об этой минуте и даже готовился к ней, сочиняя про себя разговор с Любашей и целые сцены примирения. Сначала он притворялся, будто не хочет мириться, но под конец великодушно прощал ей все, дарил целую пригоршню жемчужин и они, счастливые, бежали к морю. Иногда их примирение даже заканчивалось поцелуем.
Степа заметил, что Любаша, чтобы досадить ему, все время крутится возле деда Михея, о чем-то с ним шушукается, словно у них какие-то свои секреты. И дед Михей благоволит к ней, а Степу и Пашку совсем теперь не замечает.
Когда Степа подошел к Любашиному двору, ему почудилось, будто что-то синее мелькнуло на крыльце и в тот же миг скрылось за дверью. «Она!» — подумал Степа, и сердце его забилось часто и гулко. Но, поравнявшись с домом, он принял скучающий вид и прошел мимо. Он был уверен, что Любаша стоит за дверью и в щелку подглядывает за ним.
За селом пологий и песчаный берег круто поворачивал влево и, по мере приближения к Черному мысу, становился все выше, обрывистей и каменистей. У берега из воды торчали обломки скал и большие гранитные камни, обросшие мохом и лиловыми водорослями.
Сперва Степа хотел пойти дальше, в «Бухту спасения», но, вспомнив, как мало он в первый раз нашел там мидий, решил остаться и попытать счастья здесь. Тем более, что волна сейчас небольшая: нырять и шарить по камням не опасно. Найдя на берегу песчаный островок, Степа разделся и залез по пояс в воду.
Место оказалось весьма удачным, мидии попадались, целыми семьями, и уже через час у него было около сотни ракушек. Степа сильно продрог. Он натянул на себя одежду, пристроился на солнцепеке под скалой и, вооружившись кухонным ножом, принялся расщеплять створки раковин.
Занятие это его захватывало. «Повезет или не повезет?» — спрашивал он себя, раскрывая раковину, и, нащупав в створке белый шарик, вскрикивал от восторга и прятал находку в маленький кошелек. Но это случалось не часто.
Степа увлекся и ничего не замечал вокруг. И когда за его спиной вдруг кто-то кашлянул, он вздрогнул и вскочил на ноги.
Перед ним стояла Любаша.
Он хотел что-то сказать, силился припомнить хотя бы одну из многих заранее подготовленных фраз, но, как назло, все они вдруг испарились из головы.
— Это ты?.. — растерянно произнес он.
— Я… А я шла к мысу и совсем не думала, что здесь кто-то есть, — сказала Любаша и покраснела.
Это сказано было тоном, в котором явственно звучало: «Пожалуйста, не воображай, что тебя искала, очень-то ты мне нужен». И это Степу задело.
— Ну и пусть! — грозно произнес он. — И иди себе!
Любаша поняла, что если она не пойдет на уступки, последует новая вспышка, и тогда уже все пропало. Ей не хотелось этого.
— Ой, Степа! Если бы ты только знал, что я сейчас хочу тебе сказать, ты бы сразу со мной помирился! — воскликнула она.
— Говори.
— А ты никому об этом не скажешь? Это такая тайна, такая тайна!.. Побожись.
— Скажешь — «побожись»! А еще пионерка.
— Ну, дай тогда самое, самое честное слово.
— Вот тебе, держи! — Степа размашисто подал ей руку. — Говори теперь, не бойся.
— А ты не разболтаешь?
Такое недоверие задело Степу.
— Я ж не такая трещотка, как ты! — выпалил он и тут же пожалел.
— Я — трещотка?! Так я теперь тебе и сказала. Жди! — Любаша отступила на шаг и, презрительно скривив губы, усмехнулась. — Жди!