Мгновенная смерть.
Я ему врезал.
После этого меня очень быстро вывели из больницы. Я никогда не видел ее в этом холодном, затхлом месте, и, может быть, в каком-то смысле, это к лучшему. В копилке моей памяти нет воспоминания о безжизненном теле Мелани.
Ее мать предпочла похороны в закрытом гробу. Она тоже не могла видеть Мел в этом состоянии – её нет. Ушла. Просто ушла. Похороны – это лишь церемония, дань этикету, потому что так принято.
Я вхожу на территорию кладбища, засунув руки в карманы. Пальцами касаюсь кулончика, подарка на годовщину, который я приношу Мел каждый год. Отмечать годовщину смерти звучит пугающе, но я психолог, поэтому сразу вам скажу – так я справляюсь с потерей. Наша свадьба должна была состояться на несколько недель позже. Мелани обожала Хэллоуин, мы хотели пожениться в канун Дня Всех Святых. Вот такая она у меня извращенка. Улыбаюсь этой мысли.
Ей бы точно полюбился серебряный кулончик с ведьмой на метле.
Впереди показался белый мраморный надгробный камень, и грудь сжимает от знакомой боли. Чем ближе я, тем больше боль. Я неплохо научился дистанцироваться. Помогает сарказм. Черный юмор отпугивает почти всех.
Но видеть ее надгробный камень, знать, что она там, под землей...
Останавливаюсь перед куском белого мрамора. Вдыхаю в легкие воздух в попытке снять ноющее напряжение, что так старательно выжимает из меня жизнь.
Я знаю, некоторым нравится говорить с умершими близкими. Сидишь такой у надгробия, болтаешь так, словно вы до сих пор рядом, ждешь наступления вечности. Только идиоты могут так себя вести!
Я не могу с ней говорить.
Вытаскиваю из кармана кулон и кладу у основания мраморного надгробия. Мелани... вообще-то мне не обязательно что-то говорить. Мне не приходилось этого делать, когда она была жива. Мел читала меня взглядом. Были времена, когда я любил ее за это. А были – когда ненавидел. От Мел было невозможно спрятать эмоции.
Быть здесь – все равно, что вскрывать вену.
Вся накопленная скорбь прорывает плотину и ломает потоком мою грудную клетку.
Я навсегда останусь мужчиной, который любит Мелани Харпер.
Мне не нужно говорить, что я скучаю по ней каждый божий день. Не нужно рассказывать, в какой кусок дерьма я превратился. Или что без нее – жизнь не жизнь.
Она все это знает, потому что где бы она ни находилась, она видит меня насквозь.
Выпустив свою боль, я собираюсь уйти, но кое-что цепляет мой взгляд.
Опускаюсь коленями на сухую землю, покрытую безжизненной травой и опавшими листьями, провожу рукой по могильному холму. Здесь кое-кто еще оставил подарок. В листьях зарыта карта. Черно-белое тиснение на черном картоне... переворачиваю карту и вижу изображение человека в плаще и с кубками.
Хмурюсь и прищуриваюсь. Какого черта? Старая, потертая временем и постоянным использованием.
Карта Таро.
Разряд электрического страха бьет меня в грудь, холодит вены. Месяцы поисков сошлись в одном мгновении, мой разум сплел ниточки зацепок воедино. Это не подарок.
Это предупреждение.
Угроза.
От Шейвера.
Глава 3
Через край
Доктор Йен Уэст
Приходит следующее утро, город всё еще спит, утопая в чреве темноты. Привычные звуки дня – пульсирующее сердце столицы – сейчас покинули мой офис через окно.
За чашкой кофе открываю ноутбук. Сегодня утром Эдди опередил всех остальных моих сотрудников, появившись на рабочем месте первым. Он выглядит заспанным, хотя надел выглаженный костюм и уложил гелем волосы.
С притворным раздражением он бросает на мой стол свой портфель.
– Ну, так что, док? Шейвер вчера повесился в камере?
Опускаю чашку.
– Но ты же совсем не против выиграть дело, пусть и таким образом?
– Еще слишком рано для сеанса психоанализа, – бурчит он.
– Ненавижу, когда люди подменяют понятия, – упираюсь ладонями в столешницу, – Психоанализом занимался Фрейд. Меня не волнуют твои эротические фантазии о матери.
– Попахивает бредом, док.
– Это просто анализ. Согласен, тебя анализировать еще рано. И нет, Шейвер не повесился. Суд состоится сегодня. Дождемся Мию и Чарли и двинем.
Он изучает меня пытливым взглядом.
– Вчера все прошло нормально?
Опускаю глаза на файлы передо мной. Быстро перебираю их, разглядывая каждый.
– Вот поэтому я и хотел собрать всех заранее.
При виде Мии и Чарли, зашедших в офис, я киваю им в знак приветствия и без вступления начинаю: – Вот что я нашел вчера вечером на кладбище.
Вытаскиваю карту Таро, которую положил в пакет, и поднимаю ее, чтобы они могли рассмотреть её с обеих сторон.
Миа, одетая во всё черное вдобавок к окрашенным в глянцевый черный волосам, приподнимает бровь.
– Пятерка Кубков?
Конечно, она знала, что это. Миа – мастер на все руки. Если она что-то исследует, то запоминает навсегда. Не эйдетическая память, но чертовски хорошая.
– Пять Кубков из Малого Аркана, – подтверждаю я. – Карту положили на могилу Мелани.
Эдди качает головой.
– Шейвер?
Вступает Чарли, мой следователь.
– У Шейвера есть привязанность к Таро. Предположительно так он выбирает своих жертв.
Миа ставит свою огромную сумку на стул.
– Это есть в одном из протоколов допросов с… – Она щелкает пальцами, стараясь вспомнить, – с его дружком, Лайлом Фишером. Мы с Чарли брали у него показания, пытались вытащить признание, но он не пошел на сделку. Видимо, программа защиты свидетелей не показалась ему привлекательной.
Все члены команды затихают в молчаливом понимании. Эдди смотрит на меня.
– Шейвер пытается нас запугать.
Я сделал вид, что звоню в колокольчик.
– Вообще-то, меня. Думаю, карта означает, что я у него на мушке.
Эдди хмурится.
– Почему ты считаешь, что он выбрал тебя своей целью?
– Из-за скорби, – говорит Миа, глядя на карту. – Пятерка Кубков означает потерю и горе.
Нас накрывает еще одной волной неуютной тишины. Прочищаю горло.
– Это можно интерпретировать по-разному, – говорю я, показывая свои исследования на ноутбуке. – Но да, Миа права. Будь я картой Таро, то стал бы угрюмым парнем в плаще, уставившимся на перевернутые кубки.
– Спиной к миру, – добавляет Миа, – смотришь на то, что потеряно вместо того, что у тебя до сих пор есть.
– Боже, Миа, у тебя, случаем, не депрессия? – пытаюсь шутить.
Без намека на извинения она пожимает плечами.
– Я говорю то, что вижу, доктор Уэст.
Кладу карту обратно во внутренний карман пиджака.
– Мы будем сообщать об этом в полицию? – спрашивает Чарли.
Мой голос совести. Чарли вырос в семье копа, и до сих пор находился в идеалистичном возрасте. Молодой парень двадцати с небольшим лет, для которого мир делится на черное и белое. Хорошее и плохое. Правильное и неправильное. Бла-бла-бла.
– Не обращаемся в полицию и не говорим ничего Ловелл, – скрещиваю руки на груди. – Если Шейвер пытается согнать меня со следа и не дать сотрудничать со стороной обвинения, это значит мы на верном пути. Сегодня прищучим Ренделл, докажем ее ложь и отсутствие у него алиби. Эдди подбросит дров результатами ДНК из мотеля. И я хочу, чтобы вы не отклонялись от плана.
Миа, так похожая лицом на фею, поджала губы, выражая неуверенность.
– Я скептик, но мой скептицизм отступает в сторону, когда дело касается передачи контроля над судьбой.
С раздражением качаю головой.
– О чем ты?
Она упирается кулачками в бедра.
– О Таро, доктор Уэст. Люди им верят, и эта вера дает картам власть. Я думаю, вам нужно быть осторожнее.
Долго и тяжело выдыхаю.
– Приму к сведению, дорогая. А теперь, может, вернемся в поезд реальности и поедем в суд? Думаю, нам это не помешает в работе с защитой Шейвера.
Мы установили большой экран с зеркальной проекцией моего ноутбука, и я стал снова перебирать – или, вернее, попросил это делать Мию – карты и их значения. Я понятия не имею, верит ли Квентин Шейвер в это дерьмо или нет, но я хочу, чтобы он знал, что я получил его сообщение.
Я не собираюсь отступать.
Правда в том, что он отправил кого-то из своих прихлебателей положить карту на могилу Мелани. Его грязь осквернила её священное ложе, место, где покоится любовь всей моей жизни.
И это выводит меня из себя.
А когда я выхожу из себя, страдают люди. Плохие люди. Я прилагаю все чертовы усилия, чтобы пустить их ко дну, и Шейвер только что перешел дорогу не тому судебному консультанту.
***
Перед началом разбирательства в зале суда Портер с успехом игнорирует меня. Я пытаюсь поймать ее взгляд, чтобы озарить ее очаровательной улыбкой, но она продолжает смотреть в телефон, пока Шейвер не оказывается рядом с ней.
Я сразу же ощущаю вину за то, какой оставил ситуацию между нами.
Кроме того, я сомневаюсь, что она знает, что задумал ее клиент. Я очень хочу верить, что, если бы она знала, что он доставил карту на могилу Мел, она была бы расстроена. Шейвер делает это дело личным. Пора зарыть дело навсегда. Ради всех нас.
Пристав выводит присяжных и, безусловно, присяжного номер два заменили. Проклятье. Одного из наших убрали.
– Миа, достань досье на первого заместителя.
– Уже занимаюсь этим, – говорит она.
Нас попросили встать, когда объявили имя судьи Мазерса.
Портер смотрит на меня. Всего лишь секунда, мгновение, но я вижу отчаяние в прищуренных глазах. В них извинение, она знает, что я могу читать ее. Может, она сожалеет о том, что взялась за это дело. Может, она знает, что сделал Шейвер, или пытается сделать, запугивая меня. И, может, она знает, что это не сработает, и у Шейвера нет ни единого шанса оказаться на свободе. Тем самым разрушится ее карьера.
Или, может быть, я хочу все это видеть – чтобы верить, что она та же, какой была до того, как наши жизни разошлись.