– Как ты понял, что он виновен?
– У него сросшиеся мочки ушей.
Она фыркает.
– О, да ладно.
– Серьезно. Это рецессивный признак, который чаще всего встречается у преступников с антисоциальными и психопатическими патологиями. – Я пожимаю плечами. – Не надо ненавидеть парня за то, что он называет это так, как есть.
Мгновение тишины наполняет воздух, как только стихает ее смех. Затем она вздыхает. – Знаешь, перед тем как перейти на другую сторону, после смерти Мел, я спросила себя – что лучше – осудить невиновного или освободить виновного?
Я пристально смотрю на нее, наблюдая, как ночной ветерок бросает пряди волос на ее лицо, как ее густые ресницы обмахивают ее щеки каждый раз, когда она моргает. Она сосредоточенно смотрит на воду, как будто в ней содержится ответ.
– Ну, ты, очевидно, сделала свой выбор. – Никакой горечи.
Она прикусывает губу.
– Я никогда этого не делала. Я не знаю ответа на этот вопрос. Я начала работать в фирме, потому что больше не могла работать в офисе окружного прокурора. Не без Мел.
Боже, какой же я придурок.
– Портер... – Что я могу сказать? Прости, что я был так поглощен своей болью, что не заметил твою? Я парень, который должен знать, о чем все думают, и все же я не мог прочитать ее.
Отрицание.
Я не хотел.
Скорбь поглотила меня. И ее скорбь я не мог вынести.
Я открыл рот, чтобы сказать... что-нибудь, но она покачала головой.
– Послушай, я считаю, что это правильно с обеих сторон. Кто-то должен обвинять, а кто-то защищать. Я прекрасно сплю по ночам, занимаясь тем, чем занимаюсь. Так что можешь запихнуть свой плащ героя обратно в ящик.
– Еще раз, отметил. Трусы Супермена тоже снять?
Ее смех щекочет меня, словно раскаты грома. Удивительно.
Боже, мне еще больше ненавистно то, что придется остановить.
– Мне нужно знать, какие у защиты могут быть оправдывающие доказательства в новом деле. Мне нужно знать, есть ли доказательство, что Шейвер преследовал Тиллман до ее убийства.
Ее смех и улыбка исчезли.
– Ты... что? Обвиняешь меня в нарушении правила Брейди?
– Нет... я бы никогда так о тебе не подумал...
– Тогда ты слишком далеко заходишь, даже спрашивая об этом. Твоя команда все еще помогает обвинению.
– Я могу расценить эту карту как угрозу, Портер. – Я размахиваю ею между нами. – Герой или нет, никто не сможет надавить на меня, чтобы я признал Шейвера невменяемым. Он не сумасшедший.
Она хмурится.
– Ты разговаривал с ним всего один раз. Минут десять. Ты хорош, Уэст. Но даже ты можешь признать, что это раздвигает границы этики с твоей стороны. – Она многозначительно изгибает бровь.
– Хорошо. – Я вытаскиваю руки и сажусь так, чтобы быть к ней лицом. – Как долго мы здесь сидим?
– О нет... – Она начинает подниматься, но я хватаю ее запястье. Она переводит взгляд с моей руки на реку и со вздохом уступает. – Я не хочу, чтобы ты читал меня.
– Я занимался этим все время.
В ее глазах вспыхивает удивление.
– Вот этот взгляд, – пальцы нащупывают ее пульс, – слегка расширенные зрачки... ты беспокоишься о том, что я мог узнать во время нашей беседы.
Ее губы сжимаются.
– Чтобы произвести на меня впечатление, ты должен придумать что-нибудь получше.
Я улыбаюсь.
– Ранее, когда я упомянул трусы, ты слегка покраснела. Ты на мгновение представила, как бы я смотрелся в этих секси-трусах. – Я изгибаю бровь.
Она смеется.
– Это жестоко! Ты сказал это специально, чтобы доказать свою точку зрения. Люди в подавляющем большинстве визуалы. Это данность.
Ее пульс резко участился.
– Ты лжешь. А это значит... – я еще глубже заглядываю ей в глаза. Ее зрачки расширяются. – Ты уже представляла меня таким раньше. Может, даже обнаженным.
Ее улыбка меркнет, она пытается убрать руку, но я крепко держу ее.
– Прекрати, Уэст. Я не буду этого делать.
Я еще не закончил раскрывать ее секреты.
– Когда ты говорила о своем выборе, осуждать или защищать, ты прикусила губу. Красноречивый сигнал, что человек испытывает стыд. Ты призналась, что не знала ответа на вопрос, во что я верю. Но не этот вопрос заставил тебя испытать незамедлительный стыд, что-то другое. – Я наклоняю голову и заглядываю ей в глаза. – Где правда, Портер?
Она шумно вдыхает, затем, наконец, смотрит на меня.
– Когда я сказала, что ушла из-за Мел. Я солгала.
Ужас заполняет мой желудок.
– Что ты имеешь в виду?
– Я ушла из-за тебя, – говорит она.
Каждый атом в моем теле гудит. Предупреждение. Уходи. Но я не могу бросить ее снова.
– Но почему? – Я крепче сжимаю ее запястье, отчаянно ожидая ответа.
– Уэст... – Она прикусывает губу и тут же отпускает ее. – Начнем с того, что все здесь. Ты всегда в моей голове... знаешь, о чем я думаю, чувствую. Это приводит меня в бешенство.
Ее попытка разрядить напряжение не срабатывает. Я вцепился в нее, умоляя сказать правду.
– Работало ли это со мной? Неужели моя угрюмая фаза длилась слишком долго? – После смерти Мел я долгое время был вялым, злым человеком. Никто, особенно я, не знал, когда закончится период скорби.
Он никогда не заканчивался, к слову сказать. Он просто меняется. Разные стадии. Пять стадий, если быть точным. Отрицание. Злость. Торг. Депрессия. И принятие.
Я проскочил отрицание, и застрял на гневе.
Каждый раз, когда я пытаюсь представить себе, как выглядит тот ублюдок, который убил Мел... я возвращаюсь к ней.
Портер качает головой. Смотрит в сторону, на переливающуюся реку.
– У тебя перехватило дыхание... Этот маленький вдох. – Я подхожу к ней ближе. – Твое сердце бешено колотится. Это значит, что ты боишься, Портер. И дрожь твоих губ говорит мне, что ты готовишься сказать правду, что ты не хочешь лгать, несмотря на страх. – Я обхватываю ее подбородок и поворачиваю к себе, чтобы видеть ее глаза. – Ты можешь сказать мне правду.
– А могу ли? Каким человеком я стану, если скажу это вслух?
Напряжение сбивает меня с толку.
– Я боялась, – признается она.
– Чего же?
– Что там, без Мел, я не смогу скрывать свои чувства к тебе. И Боже, Уэст, я ненавидела себя за это. Поверь, я все еще ненавижу. Но я никогда, ни разу, не испытывала ревности. Вы двое были моим идеалом – я завидовала тому, что у вас было, и любила тебя и ее за это. Но без Мел, в качестве буфера, который подавлял мои чувства... – Она замолкает, оставляя остальное невысказанным. Но я знаю, что должно быть в этой пустоте.
Она смотрит на мою руку, которая все еще обхватывает ее запястье. Ее пульс учащается, ударяясь о подушечки моих пальцев, заставляя мое собственное сердце биться быстрее. Я выдавливаю слова через ком в горле.
– Когда?
Всего одно слово, и, возможно, не самое лучшее продолжение ее признания, но она ухватилась за смысл.
– Знаешь, несмотря на все твои способности, ты довольно невнимателен, когда дело касается женщин. – Она, наконец, вырывает руку, и я отпускаю ее. – В комнате ожидания, Уэст. Вот когда.
Все это время, и я идиот.
Я был убежден, что Портер пригласила Мел в тот вечер, потому что она не была заинтересована во мне, что я не пойму намека. И это сработала потрясающе.
Но для меня так удобнее, не так ли?
Затем, после смерти Мел, я ушел и не вернулся. Я не мог смотреть на Портер, не видя лица Мел, воспоминания слишком болезненны. Моя скорбь – мудила.
– Ты не должен ничего говорить, – отвечает она. – Что есть, то есть. Я не позволю своим чувствам затуманить разум. Я не могу дать тебе инсайдерскую информацию по этому делу.
Ага. Потому что это сделает меня королем мудил.
– Но я могу сказать тебе, что, если Шейвер действительно дал тебе карту Таро, ты должен отказаться от участия в качестве свидетеля-эксперта. – Она смотрит на меня, ее золотистые глаза мерцают в свете огней города. – И Эдди тоже убери с этого дела. Пусть другой прокурор работает.
– Я не собираюсь давать Шейверу карточку на освобождение из тюрьмы. – Я поджимаю губы. – Извини за каламбур. Я не позволю другому доктору фигурировать в этом деле и объявить его сумасшедшим, Портер. Когда он признает себя невиновным, я хочу посмотреть ему в глаза и увидеть преднамеренность. Я знаю, как работает его мозг, и хочу, чтобы об этом знал весь мир.
Она хмурится.
– Твое тщеславие всегда брало верх.
– Это не тщеславие, – я наклоняю голову и пожимаю плечами. – Ладно. Не совсем. Мне нравится быть правым, но Шейвер – хищник, который преследует и калечит своих жертв, и снова и снова ускользает от наказания. – Я беру ее за руку. – Будь на моей стороне в этом деле.
– Уэст...
– Нет. Три года я наблюдал, как ты защищаешь отбросы общества, и ради чего? Потому что "кто-то должен это делать"? Чушь собачья. Ты только что призналась, что было нечто более личное. Значит... – Я переплетаю наши пальцы. – Возвращайся.
Ее рука дрожит в моей. Ее взгляд пытается зацепиться за что-то еще, кроме меня, избегая. Я продолжаю давить.
– Портер, вернись к нам. Тебе там не место. – Я обхватываю ее щеку, моя кожа вспыхивает от прикосновения, от ощущения ее. Как я мог быть таким бестолковым? – Я не справлюсь без тебя.
По ее щеке скатывается слеза, и я смахиваю ее большим пальцем.
– Я не могу... мне надо подумать. – Ее рука накрывает мою на ее щеке, и она отстраняется. – Уже поздно. Мне нужно поспать. Нужна ясная голова.
– Верно. – Я прочищаю горло. Когда она встает, я говорю, – я беру интервью у Шейвера, чтобы поставить предварительный диагноз. Но я твердо стою на своем. Когда я займу место свидетеля, Шейвера засадят.
Она сухо кивает.
– Я ни о чем не прошу, – говорит она, плотнее кутаясь в пальто от ветра, и глядя на реку. – Я отличаю добро от зла. И знаю, что есть границы, которые мы не пересекаем. Но если я не сделаю этого хотя бы раз...
Она смотрит на меня, и, прежде чем я успеваю сделать следующий вдох, она двигается. Ее мягкие губы обхватывают мои, заставая меня врасплох, и все, что я могу сделать, это попробовать ее на вкус, вдохнуть сладость поцелуя, прежде чем она отстранится.